Неточные совпадения
Узнал он, что эта
девушка — племянница Семена Иоаникиевича и сестра Максима Яковлевича Строгановых, несколько раз встречался он с ней в строгановских хоромах и обменивался молчаливым поклоном. Заметил он, что
девушка ему стала даже приветливо улыбаться и этой улыбкой приковала к себе еще сильней
сердце бобыля, не знавшего ни нежной ласки женской, ни настоящей любви. Понял он, что любовь — сила, и стал бороться с ней, как с силой вражеской.
А для чего? Для чего хранила его судьба? Не для того же, чтобы стать захребетником Строгановых и скоротать свой век в этой высокой просторной избе, издали изнывая по красавице-девушке, впервые заронившей в
сердце искру любви, которая день ото дня, чувствует он, разгорается ярким пламенем, сжигает его всего, места он не находит нигде.
Словом, толков было не обобраться. Весть проникла и в рукодельную к сенным
девушкам. Услыхав ее, Домаша побледнела. Хоть она, в силу своего строптивого характера, относилась к полюбившемуся ей парню с кондачка, но все же разлука с ним больно защемила девичье
сердце.
Эти мысли быстрее ласточки пролетали в голове
девушки и болью отзывались в ее
сердце. Она быстро отодвинула пяльцы и вышла из рукодельной. Антиповна, сидевшая на своем наблюдательном посту, пристально посмотрела ей вслед.
Сильно билось
сердце у Ермака Тимофеевича, когда он переступил порог первой комнаты, занятой рукодельной. Сенные
девушки, сидевшие тихо за своими пяльцами, разом встали, почтительно поясным поклоном поклонились обоим. Они прошли рукодельную, следующую горницу и очутились у двери, ведущей в опочивальню. Семен Иоаникиевич тихонько постучался. Послышались шаги, и дверь отворила Антиповна. Увидав хозяина в сопровождении Ермака, старуха вздрогнула и попятилась, однако отворила настежь дверь и произнесла шепотом...
Он продолжал смотреть на заветное окно. Но вдруг обе
девушки скрылись.
Сердце Ермака упало.
— Передай,
девушка, возьми в труд… Я по крайности хоть каждый день увижу ее, а может, улучу минутку и словом перемолвиться. Да и Семен Аникич увидит, что хворь-то долгая, больше будет благодарен, коли вылечу. Говорил он мне, что на
сердце она жалится, а мне сказать ей совестно, пусть так все на
сердце и жалится…
Хоть и говорила она Ксении Яковлевне, что легче было бы ей, если бы умер он, но все же сильно сжимала ее
сердце мысль, что, быть может, действительно лежит где-нибудь ее Яшенька мертвым, вороны черные глаза ему клюют, звери дикие косточки обгладывают белые. Холодом всю обдавало
девушку. «Пусть лучше в Москве погуляет, да сюда вернется, чем такое страшное приключится с ним», — думала она.
— Ну, московские не таковские! Успокой свое
сердце,
девушка. Приедет твой Яшка цел и невредим, окрутим мы вас, и заживете счастливо.
Девушка очутилась перед дверью горенки Мариулы. Прежде чем отворить ее, она перевела дух.
Сердце у нее сильно забилось. Ее охватил какой-то чисто панический страх. Наконец она, пересилив себя, приотворила незапертую дверь.
Ксения Яковлевна даже не улыбнулась, несмотря на то что смех ее любимой сенной
девушки всегда действовал на нее заразительно. Видимо, действительно было у нее тяжело на
сердце.
Ксения Яковлевна взглянула по направлению руки своей сенной
девушки.
Сердце у нее радостно забилось. По дороге, прилегающей к поселку, но еще довольно далеко от хором, двигалась группа всадников, человек пятьдесят, а впереди ехал, стройно держась в седле и, казалось, подавляя своею тяжестью низкорослую лошадку, красивый статный мужчина. Скорее зрением
сердца, нежели глаз, которые у нее не были так зорки, как у Домаши, Ксения Яковлевна узрела в этом едущем впереди отряда всаднике Ермака Тимофеевича.
Неточные совпадения
— // Зардевшись, словно
девушка, // Сказал из
сердца самого // Григорий — и ушел.
— Нет,
сердце говорит, но вы подумайте: вы, мужчины, имеете виды на
девушку, вы ездите в дом, вы сближаетесь, высматриваете, выжидаете, найдете ли вы то, что вы любите, и потом, когда вы убеждены, что любите, вы делаете предложение…
Ему не собрать народных рукоплесканий, ему не зреть признательных слез и единодушного восторга взволнованных им душ; к нему не полетит навстречу шестнадцатилетняя
девушка с закружившеюся головою и геройским увлечением; ему не позабыться в сладком обаянье им же исторгнутых звуков; ему не избежать, наконец, от современного суда, лицемерно-бесчувственного современного суда, который назовет ничтожными и низкими им лелеянные созданья, отведет ему презренный угол в ряду писателей, оскорбляющих человечество, придаст ему качества им же изображенных героев, отнимет от него и
сердце, и душу, и божественное пламя таланта.
Глупые вы, глупые, — кричала она, обращаясь ко всем, — да вы еще не знаете, не знаете, какое это
сердце, какая это
девушка!
Уловка моя удалась. Пугачев развеселился. «Долг платежом красен, — сказал он, мигая и прищуриваясь. — Расскажи-ка мне теперь, какое тебе дело до той
девушки, которую Швабрин обижает? Уж не зазноба ли
сердцу молодецкому? а?»