Неточные совпадения
В один из ноябрьских вечеров 1740 года в уютной и роскошно меблированной комнате внутренней части
дворца в Летнем саду, отведенной для жительства любимой фрейлины
императрицы Анны Иоанновны, Якобины Менгден, в резном вычурного фасона кресле сидела в задумчивости ее прекрасная обитательница.
Императрица Анна Иоанновна уже удалилась во внутренние покои
дворца.
Императрица удалилась к себе. Караул пошел на свои места, а герцог Бирон, задумчивый и встревоженный, отправился в свои апартаменты, находившиеся в том же Летнем
дворце.
Но, увы, и его томительное предчувствие в ночь после появления во
дворце двойника
императрицы Анны Иоанновны должно было сбыться.
Одновременно с этой сценой из
дворца исчез красивый камергер
императрицы Монс де ла Кроа. Его казнили вскоре, как потом узнала Елизавета Петровна. Все стало ясно для нее. Отец с матерью, однако, примирились. И это примирение предсказал Екатерине вещий сон.
Путь Елизаветы Петровны из
дворца в Зимний был целым рядом триумфов. Какая разница была между этим торжественным шествием и ночной поездкой! Конная гвардия и пешие гвардейские полки окружали сани новой
императрицы. Вдоль улицы стояли шпалерами войска. Несметные толпы народа приветствовали ее единодушными криками «ура!».
В этот же день вечером маркиз был приглашен
императрицей во
дворец. Он, конечно, не замедлил явиться.
Императрица приняла его чрезвычайно приветливо, но, видимо, была еще взволнована пережитыми ею за сутки событиями.
За несколько станций до Петербурга навстречу матери выехал Алексей Григорьевич. Наталью Демьяновну напудрили, подрумянили, нарядили в модное платье и повезли во
дворец, предупредив ее, что она должна пасть на колени перед государыней. Едва простая старушка вступила в залы дворцовые, как очутилась перед большим зеркалом, во всю величину стены. Отроду ничего подобного не видевшая, Наталья Демьяновна приняла себя за
императрицу и пала на колени.
Днем коронации назначено было 25 апреля. В комиссию о коронации отпущено пятьдесят тысяч рублей да, кроме того, на фейерверк девятнадцать тысяч. 23 апреля
императрица переехала из зимнего своего дома в Кремлевский
дворец.
29 апреля
императрица переехала, при торжественной и парадной обстановке, из Кремлевского
дворца снова в свой зимний дом, что на Яузе. На пути из Кремля, у синодальных ворот,
императрицу приветствовали все синодальные члены, окруженные толпой в двадцать человек студентов Славяно-греко-латинской академии, которые и на этот раз были одеты в белые одеяния, держали в руке ветви и на голове лавровые венки.
Вскоре из Ярославля были выписаны в Петербург первые настоящие русские актеры, которые записаны были придворными и представляли перед
императрицей в ее загородном
дворце.
Чтобы не быть захваченной врасплох, Чулков, по приказанию
императрицы, должен был каждую ночь оставаться во
дворце и дремать на кресле в комнате, смежной со спальней государыни.
Ранее этого
императрица подарила Разумовскому
дворец, в котором сама жила до восшествия своего на престол.
Дворец этот, как мы знаем, был известен под именем Цесаревнина и находился на Царицыном лугу, недалеко от Миллионной, на месте нынешних Павловских казарм.
По принятии двора Лукьянова в казну
императрица Елизавета Петровна приказала фон-интенданту Шаргородскому, архитектору Земцову, чтобы они «с поспешением» исполняли подготовительные работы. Вскоре после того начали вбивать сваи под фундамент
дворца, делать гавань на Фонтанке и разводить сад.
Спустя три года были представлены
императрице архитектурии гезелем Григорием Дмитриевым для апробаций шестнадцать чертежей
дворца. Елизавета Петровна одобрила план постройки каменных палат, которая и была начата. Главным наблюдателем над работами был назначен граф Растрелли. Отделка
дворца продолжалась до 1749 года.
В 1746 году
императрица приказала поставить на крыше
дворца два купола: один с крестом на Невской перспективе, где будет церковь, и для симметрии, на другой противоположной части
дворца, на куполе утвердить звезду. Железный крест, четырехаршинной величины, был сделан на сестрорецких заводах. На золочение креста пошло один фунт шестьдесят восемь золотников червонного золота, или двести два иностранных червонца.
В 1747 году 4 декабря Елизавета Петровна указом повелела выстроить церковь в новостроящемся
дворце, что у Аничкова моста, во имя Воскресения Христова, в больших палатах, во флигеле, что на Невской перспективе. Работы по устройству церкви продолжались до конца 1750 года, под надзором графа Растрелли. Место для
императрицы было поручено сделать столярному мастеру Шмидту, по рисунку Баджелли, резные же работы были отданы мастеру Дункорту.
Не больший порядок был и в самом Петербурге и даже в его центральной части, где помещались
дворцы. Современник
императриц Анны и Елизаветы майор Данилов рассказывает, что в его время был казнен на площади разбойник князь Лихутьев: «голова его вздернута была на кол». Разбои и грабежи были тогда сильно распространены в самом Петербурге. Так, в лежащих вокруг Фонтанки лесах укрывались разбойники, нападая на прохожих и проезжих. Фонтанка в то время, как мы знаем, считалась вне городской черты.
Императрица Елизавета Петровна особое почтение имела к духовенству и очень часто приглашала во
дворец членов Святейшего Синода, беседовала с ними и особенно, как мы знаем, приблизила к себе своего духовника Федора Дубянского. Это был человек внушительно-благообразной физиономии, обладавший даром слова и, что важнее, умевший пользоваться благоприятными для себя минутами.
Первый Зимний
дворец, в царствование
императрицы Анны, расположен был в виде неправильного квадрата в четыре этажа, имел в длину 65, в ширину — 50 и в высоту был 11 сажен.
Императрица медлила, ожидала зимнего пути, в январе выпал снег, и весь двор в трое суток прибыл из Москвы в Петербург.
Императрица, вступив на крыльцо адмиральского дома, навсегда утвердила его
дворцом русской столицы. Несмотря на сделанные пристройки, адмиральские палаты не могли доставить всех удобств, каких требовал двор
императрицы. Крытые гонтом, тесные, они не заключали в себе ни одной порядочной залы, где бы прилично можно было поместить императорский трон.
При этом самая странность вида
дворца, примыкавшего с одной стороны к адмиралтейству, а с противоположной стороны к ветхим палатам Рагузинского, не могла нравиться обладавшей эстетическим вкусом
императрице Елизавете Петровне.
Поэтому в 1754 году
императрица решилась заложить новое здание, сказав, что «до окончания переделок будет жить в Летнем новом доме», приказав строить временный
дворец на порожнем месте бывшего Гостиного двора, на каменных погребах у Полицейского моста. В июле начали бить сваи под новый
дворец. Нева усеялась множеством барок, и на всем пространстве от
дворца к Мойке рассыпались шалаши рабочих. Словом, работа закипела.
Независимо от неудобств местоположения Зимнего
дворца, переделка его и постройка нового — временного исходили из странной, усвоенной особенно в последние годы царствования
императрицей Елизаветой Петровной привычки переезжать из одного
дворца в другой, так что самые близкие придворные государыни не знали, где и в каком
дворце ее величество будет проводить ночь.
В честь этой иконы и основала она каменную церковь. Последняя была освящена в 1747 году, когда Елизавета Петровна была уже
императрицею. Освящение было тоже очень торжественное, икона была перенесена из петербургского
дворца с крестным ходом, в котором участвовала сама
императрица. Кроме главного алтаря во имя Знамения, были приделы: правый во имя святой Екатерины и левый — Захария и Елизаветы.
В этом же году начата пристройка правого и левого флигеля ко
дворцу. Собственно, указ о постройке большого
дворца был дан графу Растрелли
императрицей в 1744 году, в январе месяце. При ней на всем дворцовом здании было устроено девять высоких балюстрад с тумбами, на которых поставлены были вазы, статуи, деревянные, позолоченные.
Самая замечательная комната во
дворце, дивившая современников, была, бесспорно, янтарная комната. По свидетельству Георги, она была прислана
императрице Анне Иоанновне прусским королем.
Другим любимым загородным местом
императрицы Елизаветы Петровны была так называемая «Собственная дача». Она лежала у Нижней Ораниенбаумской дороги, в расстоянии трех верст от большого Петергофского
дворца.
Елизавета Ивановна, по просьбе своей сестры, действительно сопровождала ее и ее сына во
дворец и была принята вместе с ними государыней. Прием продолжался около двух часов, но содержание этой долгой беседы
императрицы с Зиновьевой и графиней Свянторжецкой с сыном осталось тайной даже для самых любопытных придворных. Елизавета Ивановна передала о впечатлении приема своему мужу в общих выражениях.
Окончание дела во
дворце между
императрицей и великой княгиней, разумеется, имело необходимое влияние и на дело Бестужева с сообщниками, хотя и не спасло их от ссылок, почетных и непочетных. Бестужева выслали на житье в его деревню Горетово Можайского уезда, Штамке — за границу, Бернарди — в Казань, Елагина — в казанскую деревню. Веймарна определили к сибирской войсковой команде, а Ададурова назначили в Оренбург товарищем губернатора.
Граф Иосиф Янович не торопился, так как знал, что
императрица встает поздно и, как говорили про нее, превращает день в ночь. Быть может, такой же образ жизни княжны Людмилы Васильевны Полторацкой заслуживал вследствие этого одобрение ее величества. Одевшись не торопясь, граф сел в карету и велел везти себя во
дворец.
Императрица в бытность свою в Петербурге жила большею частью в своем любимом
дворце у Зеленого моста (теперь Полицейский).
Он приехал во
дворец, когда государыня только что окончила свой утренний туалет и изволила кушать кофе. Граф Свянторжецкий просил доложить о нем, как о явившемся по важнейшему секретному делу.
Императрица приняла его в будуаре.
Во время кратковременного пребывания Ивана Осиповича в Петербурге его сын, под именем графа Свянторжецкого, раза два встречался с ним во
дворце, но удачно избегал представления, хотя до сих пор не может забыть взгляд, полный презрительного сожаления, которым однажды обвел его этот заслуженный, почитаемый всеми, начиная с
императрицы и кончая последним солдатом, генерал.
В четвертом часу дня отворилась дверь из спальни в приемную, где собрались высшие сановники и придворные. Все знали, что это значило. Вышел старший сенатор, князь Николай Юрьевич Трубецкой, и объявил, что
императрица Елизавета Петровна скончалась и государствует его величество император Петр III. Ответом были рыдания и стоны на весь
дворец.