Неточные совпадения
При первом известии о войне, Николай Герасимович весь отдался мысли снова поступить на военную службу. На поле
битвы, пред лицом смерти, казалось ему, может он только найти душевный покой, забыть холодящий его мозг весь ужас его поруганной любви, стереть из своей памяти до сих пор до боли пленительный образ развенчанного кумира, или же умереть, честною,
славною боевою смертью.
Запылала радость в груди Серебряного. Взыграло его сердце и забилось любовью к свободе и к жизни. Запестрели в его мыслях и леса, и поля, и новые
славные битвы, и явился ему, как солнце, светлый образ Елены.
Не мы, о россияне несчастные, но всегда любезные нам братья! не мы, но вы нас оставили, когда пали на колена пред гордым ханом и требовали цепей для спасения поносной жизни, [Поносная жизнь — то есть позорная.] когда свирепый Батый, видя свободу единого Новаграда, как яростный лев, устремился растерзать его смелых граждан, когда отцы наши, готовясь к
славной битве, острили мечи на стенах своих — без робости: ибо знали, что умрут, а не будут рабами!..
К правой стороне седла привешен был концом вниз золоченый шестопер, оружие и знак достоинства, в былые годы неразлучный с боярином в его
славных битвах, но ныне, по тяжести своей, вряд ли кому по руке.
Неточные совпадения
Он в лицах проходит историю
славных времен,
битв, имен; читает там повесть о старине, не такую, какую рассказывал ему сто раз, поплевывая, за трубкой, отец о жизни в Саксонии, между брюквой и картофелем, между рынком и огородом…
Пирует с дружиною вещий Олег // При звоне веселом стакана. // И кудри их белы, как утренний снег // Над
славной главою кургана… // Они поминают минувшие дни // И
битвы, где вместе рубились они.
Вот и конец моей истории с часами. Что еще сказать вам? Пять лет спустя Давыд женился на своей Черногубке, а в 1812 году, в чине артиллерийского поручика, погиб
славной смертью в день Бородинской
битвы, защищая Шевардинский редут [Шевардинский редут — одно из главных укреплений в системе русских позиций в великой
битве при Бородине (24–26 августа 1812 года). Вокруг Шевардинского редута 24 августа развернулось кровопролитное сражение.].
Да, // И я узнал, что мужество и сила // Должны теперь искусству уступать; // Что не они уже решают
битвы, // Как в
славные былые времена, // И грустно мне то стало. Но меня // Поддерживала мысль, что я служу // Святому делу.
Шишков не был увлечен и обольщен блистательным успехом трагедии Озерова «Дмитрий Донской». Он превозносил преувеличенными похвалами «Эдипа в Афинах» и даже «Фингала», но ожесточенно нападал на «Дмитрия Донского». Шишков принимал за личную обиду искажение характера
славного героя Куликовской
битвы, искажение старинных нравов, русской истории и высокого слога. Всего более сердили его слова Донского, которыми он описывает, как увидел в первый раз Ксению в церкви: