В начале апреля прибыли к Суворову орудия большого калибра и была возведена скрытно от неприятеля брешь-батарея. Она обрушила
часть стены у ворот, пробила брешь и произвела в замке несколько пожаров; польский инженер окончил тем временем минные галереи.
Взглянув сквозь очки на страшную сцену разрушения, он тоже начал кричать на частного пристава и приказывать команде действовать трубами не на ту
часть стены, на которую она действовала.
Красный угол был выбелен; тут помещались образа, остальные
части стен, составлявшие продолжение угла, оставались только вымазанными глиной; медные ризы икон, вычищенные мелом к светлому празднику, сверкали, как золото; подле них виднелся возобновленный пучок вербы, засохнувшая просфора, святая вода в муравленом кувшинчике, красные яйца и несколько священных книг в темных кожаных переплетах с медными застежками — те самые, по которым Ваня учился когда-то грамоте.
Немного постояв, я осмотрел еще раз этот тупик, пытаясь установить, где и как отделяется
часть стены, но не заметил никакой щели.
Неточные совпадения
Часть их души, занятая галереей предков, мало достойна изображения, другая
часть — воображаемое продолжение галереи — начиналась маленьким Грэем, обреченным по известному, заранее составленному плану прожить жизнь и умереть так, чтобы его портрет мог быть повешен на
стене без ущерба фамильной чести.
— Как не может быть? — продолжал Раскольников с жесткой усмешкой, — не застрахованы же вы? Тогда что с ними станется? На улицу всею гурьбой пойдут, она будет кашлять и просить и об
стену где-нибудь головой стучать, как сегодня, а дети плакать… А там упадет, в
часть свезут, в больницу, умрет, а дети…
Она освещена была двумя сальными свечами, а
стены оклеены были золотою бумагою; впрочем, лавки, стол, рукомойник на веревочке, полотенце на гвозде, ухват в углу и широкий шесток, [Шесток — площадка в передней
части русской печи.] уставленный горшками, — все было как в обыкновенной избе.
Кутузов махнул рукой и пошел к дверям под аркой в толстой
стене, за ним двинулось еще несколько человек, а крики возрастали, становясь горячее, обиженней, и все
чаще, настойчивее пробивался сквозь шум знакомо звонкий голосок Тагильского.
Но уже
стена солдат разломилась на две
части, точно открылись ворота, на площадь поскакали рыжеватые лошади, брызгая комьями снега, заорали, завыли всадники в белых фуражках, размахивая саблями; толпа рявкнула, покачнулась назад и стала рассыпаться на кучки, на единицы, снова ужасая Клима непонятной медленностью своего движения.