Неточные совпадения
В отряде уже знали, как отнесся генерал к раненому молодому
офицеру, любимому солдатами за мягкость характера, за тихую грусть, которая
была написана на юном лице и в которой чуткий русский человек угадывал душевное горе и отзывался на него душою. Такая сердечность начальника еще более прибавляла в глазах солдат блеска и к без того светлому ореолу Суворова.
— Ты не понимаешь дела. Несмотря на твои молодые годы, ты очень много потеряешь в военной службе. Если бы я назначал тебя к этой службе, то записал бы в полк при самом рождении, это я мог бы сделать легко, тогда шестнадцати лет, явившись на службу, ты
был бы уже
офицером гвардии и мог бы выйти в армию капитаном или секунд-майором… Теперь же тебе, знай это, придется начинать с солдата.
Гренадерская рота Преображенского полка получила название «лейб-кампании», капитаном которой
была сама императрица, капитан-поручик в этой роте равнялся полному генералу, поручик — генерал-лейтенантам, подпоручик — генерал-майорам, прапорщик — полковнику, сержант — подполковникам, капрал — капитанам, унтер-офицеры, капралы и рядовые
были пожалованы в потомственные дворяне; в гербы их внесена надпись «за ревность и верность», все они получили деревни и некоторые с очень значительным числом душ.
— Старайся дослужить скорее до офицерского чипа. Ты, я вижу,
будешь прекрасным
офицером.
Наконец, 15 апреля 1754 года Суворов
был произведен в
офицеры.
Не стал бы он тратить время на самообразование, если бы не сознавал твердо, что без науки самому храброму
офицеру трудно сделаться искусным
офицером; что природный дар без образования если и может
быть уподоблен благородному металлу, то разве неочищенному и неотделанному.
В 1759 году, в чине подполковника, он получил новое назначение и поступил под начальство князя Волконского, а затем определен к генерал-аншефу графу Фермору дивизионным дежурным, то
есть к исправлению должностей в роде дежурного штаб-офицера или начальника штаба.
Генерал Берг тоже отозвался о нем с большой похвалой, как отличном кавалерийском
офицере, который быстр в рекогносцировке, отважен в бою и хладнокровен в опасности.
Были, конечно, люди, которые приписывали все подвиги Суворова отчасти счастью, отчасти удали, не щадившей ни своей, ни чужой жизни. Но этот змеиный шип во все времена и у всех народов раздавался и раздается вокруг великих людей.
Известие
было, к несчастью, верно. Митрополит Амвросий, услыхав звон в набат и видя бунт, сел в карету своего племянника, тоже жившего в Чудовом монастыре, и велел ехать к сенатору Собакину. Тот от страха его не принял. Тогда владыко поехал в Донской монастырь, откуда послал к Еропкину просить, чтобы он дал ему пропускной билет за город. Вместо билета Петр Дмитриевич прислал ему для охраны его особы одного
офицера конной гвардии.
Счастлива! При этом снова за последнее время почему-то вспомнилось ей лицо юноши с устремленными на нее, полными восторженного обожания, прекрасными глазами. Этот юноша
был армейский
офицер Николай Петрович Лопухин, сын небогатого дворянина, товарищ ее детских игр, хотя он
был моложе ее лет на пять.
Николай Петрович Лопухин, о котором начала вспоминать княжна Александра Яковлевна Баратова в наступившие после сплошных дней веселья тяжелые дни своей жизни,
был тот самый молодой
офицер, которого мы видели тяжело раненным в стычке с конфедератами и за которым с такой отцовской нежностью ухаживал Александр Васильевич Суворов.
В Кракове начальствовал полковник Штакельберг, преемник Суворова по командованию Суздальским полком. Он
был храбрый
офицер, но слабохарактерный, больной и любящий покой человек. Александр Васильевич
был очень недоволен, что его детище досталось лицу, которое, кроме личной храбрости, не имело с ним, Суворовым, ничего общего.
Караул содержался с незаряженными ружьями, караульную службу никто никогда не проверял, дальние разъезды не посылались и сведения о неприятеле не проверялись, ближние конные патрули исполняли службу, когда и как вздумается их ближайшим начальникам, без проверки свыше, не
было дано инструкций ни плац-майору, ни караульному
офицеру, к отверстиям под стеной для стока нечистот часовые не становились и эти отверстия никогда не осматривались.
Во всем
было отказано, так как в замке уже чувствовался недостаток в продовольствии, а лечение раненых
офицеров Суворов брал на себя, если они дадут слово не действовать по выздоровлении против России и польского короля.
8 апреля явился из замка один из
офицеров, Галибер, и с завязанными глазами
был приведен к Суворову. Александр Васильевич принял его ласково, посадил около себя и продиктовал главные статьи капитуляции. Предложенные условия
были очень выгодны, потому что Суворов желал скорой сдачи, но эта выгодность условий дала Шуази надежду на еще большую снисходительность русских.
Рано утром 15 апреля обезоруженный гарнизон стал выступать из замка частями по сто человек и
был принимаем вооруженными русскими войсками. Шуази подал свою шпагу Суворову. Его примеру последовали и остальные восемь французских
офицеров.
Еще до конфедератской войны один возвратившийся из заграничного путешествия
офицер привез из Парижа башмаки с красными каблуками и явился в них на бал, где
был и Александр Васильевич. Последний не отходил от него и все любовался башмаками.
В эту минуту от крепостной пристани показалась лодка с посланным
офицером. Через минуту он
был уже на берегу.
Во-вторых, в марте 1792 года шведский король Густав, смертельно раненный на маскараде одним шведским
офицером, умер, а регент, герцог Зюдерманландский,
был соседом ненадежным, особенно вследствие доброго его расположения к Франции.
2) На месте полк строится в колонну поротно. Охотники со своими начальниками станут впереди колонны, с ними рабочие. Они понесут плетни для закрытия волчьих ям пред временным укреплением, фашинник для закидки рва и лестницы, чтобы лазать из рва через вал. Людям с шанцевым инструментом
быть под началом особого
офицера и стать на правом фланге колонны. У рабочих ружья через плечо на погонном ремне. С ними егеря, белорусы и лифляндцы; они у них направо.
Желая уничтожить существовавшие при генералах многочисленные свиты, отвлекавшие множество
офицеров из строя, государь определил число лиц для штаба каждого начальника, а всех излишних повелел возвратить немедленно в полки. Относительно производства
офицеров, их перемещений, отпусков, увольнений
были изданы новые правила. Вместе с тем воспрещено употреблять воинские чины на частные работы, по домашним делам или в курьерские должности.
Между тем от Суворова
был прислан адъютант с одними партикулярными письмами, уволен им в отпуск
офицер без высочайшего соизволения и, наконец, прислан
офицер курьером. За все это Александру Васильевичу
было объявлено монаршее неудовольствие.
Подтянув потуже живот, солдаты по-братски делили одну картофелину или кусочек сыра. О мясе и не
было помину. Сапоги у всех почти
были без подошв.
Офицеры обрезывали фалды у своих мундиров и обертывали ими свои израненные ноги.
16 сентября, спустившись с этой поднебесной, всех измучившей горы в долину Муттен-Тал, отряд, предводительствуемый генералом Багратионом, недалеко от селения Муттен встретил передовой пост французов, расположенный за прилеском. Багратион приказал казакам обнять его с боков и с тылу, а отборных передовых из пехоты двинул прямо. В минуту неприятель
был окружен и после упорной защиты разбит. До ста человек с
офицерами взято в плен и гораздо больше того убито.
Дорого поплатился Массена за победу, одержанную под Цюрихом. Пять дней сряду русские били войска его близ Муттенталя, и все это кончилось тем, что Массену разбили и обратили в бегство. Из войска его
было потоплено более 2000 человек, взято в плен 16 обер-офицеров и 1200 человек рядовых, кроме того, русским досталось пять пушек и множество провианта, в котором оно крайне нуждалось.