Неточные совпадения
Каким-то теплом, радушием и гостеприимством веет
от таких домиков, все реже и реже встречающихся на святой Руси, не только в столицах, но и в губернских городах. Они год за годом уступают место домам другого типа, — большим и красивым, но, увы,
ни величина новых,
ни вычурная красота их архитектурного стиля не могут скрыть
от глаз наблюдателя,
что в основу их постройки положен не комфорт отжившего старого барства, а гешефт новых народившихся дельцов.
Шатов не счел нужным скрывать
ни от кого,
что он состоит ее женихом, и многим даже передал обстановку их печального обручения, и то,
что покойный князь, за день до его смерти, уведомил своего брата письмом о предстоящей свадьбе и
что Лидия Дмитриевна тоже написала об этом в письме дяде и сестре.
— Кем? Разъяснить это и есть задача следствия.
Что смерть князя последовала
от вмешательства посторонней руки — если этого из дела ясно не видно, то это чувствуется. Согласитесь сами, человек совершенно здоровый, богатый, собирающийся ехать в гости в половине будущего сентября к брату, вдруг
ни с того,
ни с сего травится сам. В этом нет логики.
В кругу своих товарищей Гиршфельд держался важно и гордо, стараясь уверить их,
что он следит за юридической наукой и литературой, и
что ни одно мало-мальски выдающееся сочинение на русском и иностранных языках не ускользает
от его любезности. Товарищи не любили его и в шутку прозвали московским Жюль Фавром.
— Я должен тебе заметить,
что при такой жизни, которую ведешь ты с твоими племянницами, процентов
ни с твоего капитала,
ни с капиталов княжны Лиды, не говоря уже о грошах, принадлежащих княжие Маргарите, не хватит. Придется проживать твой и княжны Лиды капитал,
что было бы нежелательно, а относительно капитала, завещанного последней, даже неудобно — в нем может через несколько месяцев потребовать
от тебя отчета Шатов.
Несмотря на то,
что при их свиданиях как и при посещениях Карнеевым Шатова во время болезни, разговор
ни одним словом не касался грустного прошлого, похороненного в могиле княжны Лиды и близкой
от нее кельи послушника Ивана, Антону Михайловичу тяжелы были свидания с ушедшим из мира другом.
— Ничуть! В виду почти постоянного запустения в этой гостинице, попасться во время совершения самого дела нет
ни малейшей вероятности. Когда же на другой день в запертом номере найдут княгиню отравившуюся в постеле, с ключом
от номера под подушкой, то не может быть никакого сомнения,
что все следователи мира признают самоубийство. Будет даже и причина — это растрата ею опекунских денег.
В городе нашлось даже много сторонников пущенной под сурдинкой Николаем Леопольдовичем мысли,
что княжна отравила свою тетку с согласия последней, потому
что они и в Москве так мотали вверенные княгине, как опекунше, деньги сына,
что он, Гиршфельд, принужден был отказаться
от чести быть их поверенным. Не желая попасть на скамью подсудимых за растрату, княгиня упросила княжну дать ей яду. Как
ни нелепо было это предположение, но неудовлетворенное любопытство многих обывателей начало допускать и его.
Ни кучке местных жителей, собравшихся к прибытию парохода,
ни взволнованным происшествием пассажирам отошедших
от пристани парохода и баржи не могло прийти и в голову,
что им довелось быть свидетелями кровавого эпилога страшной жизненной драмы, начавшейся много лет тому назад в Москве и
что эти два трупа, лежащие рядом под рогожей на печальном, неприютном берегу сибирской реки, дополнили лишь серию других трупов близких им людей, похороненных в России, по которым победоносно прошел один человек.
Он, как и Владимир Шестов, «что-то» подписывал, но прочесть это «что-то» не давал себе труда, а быть может и самое чтение не привело бы
ни к
чему и дело
от этого не стало бы для него яснее.
Нынешняя встреча, слова сочувствия, услышанные им впервые
от нее, лестное для него, по его мнению, прозвище «политического мученика», данное ему ею же — все это заставило его сердце вдруг забиться чувством гораздо более сильным,
чем то, которое служило стимулом для ухаживанья за ней до ареста, до обрушившегося на него остракизма из общества, почти таким чувством, каким не билось
ни для одной из встреченных им женщин.
Через несколько дней по приезде в Сушкино, жалоба была изготовлена и полетела по почте в Петербург на имя Прокурора Окружного Суда. Недели через две Дмитрий Вячеславович, как
ни в
чем ни бывало, явился к Николаю Леопольдовичу и поселился в его квартире, где продолжал скрываться
от розысков, опеки и судебного следователя и Александр Александрович Князев.
В нем он выражал сожаление,
что она, вопреки его ожидания, не могла удержать князя
от нанесения ему оскорблений и
от писания на него кляуз, хотя он никогда
ни к князю,
ни к ней не чувствовал ничего, кроме искреннего расположения, которое, он надеется, доказал на деле и даже хотел, как и обещал ей, быть к услугам ее и князя на будущее время, но
что теперь, после совершившегося инцидента, он в праве считать себя освобожденным
от всяких нравственных обязательств не только по отношению к князю (об этом не может быть и речи), но даже и по отношению к ней.
Владимир, зная буйный и
ни перед
чем не останавливающийся нрав Арефьева, поспешил
от него отойти и вскоре один ушел домой, так как Зыкова осталась ночевать у Стефании Павловны.
Райский, живо принимая впечатления, меняя одно на другое, бросаясь от искусства к природе, к новым людям, новым встречам, — чувствовал, что три самые глубокие его впечатления, самые дорогие воспоминания, бабушка, Вера, Марфенька — сопутствуют ему всюду, вторгаются во всякое новое ощущение, наполняют собой его досуги, что с ними тремя — он связан и той крепкой связью, от которой только человеку и бывает хорошо — как
ни от чего не бывает, и от нее же бывает иногда больно, как ни от чего, когда судьба неласково дотронется до такой связи.
Неточные совпадения
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, //
Что год, то дети: некогда //
Ни думать,
ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется //
От старших да
от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти не избыть!
Стародум (берет у Правдина табак). Как
ни с
чем? Табакерке цена пятьсот рублев. Пришли к купцу двое. Один, заплатя деньги, принес домой табакерку. Другой пришел домой без табакерки. И ты думаешь,
что другой пришел домой
ни с
чем? Ошибаешься. Он принес назад свои пятьсот рублев целы. Я отошел
от двора без деревень, без ленты, без чинов, да мое принес домой неповрежденно, мою душу, мою честь, мои правилы.
Скотинин. Да коль доказывать,
что ученье вздор, так возьмем дядю Вавилу Фалелеича. О грамоте никто
от него и не слыхивал,
ни он
ни от кого слышать не хотел; а какова была голоушка!
Правдин. Итак, вы отошли
от двора
ни с
чем? (Открывает свою табакерку.)
Стародум.
От двора, мой друг, выживают двумя манерами. Либо на тебя рассердятся, либо тебя рассердят. Я не стал дожидаться
ни того,
ни другого. Рассудил,
что лучше вести жизнь у себя дома, нежели в чужой передней.