Неточные совпадения
Пансион этот, впрочем, вскоре постигла судьба многих московских пансионов: он закрылся за недостатком учащихся, а Вознесенский, с помощью одного капиталиста, открыл свое
большое реальное училище и повел
дело на широких началах.
Свой ежедневный режим княгиня также не изменяла для гостей, которые, по
большей части соседние помещики и губерские власти, по несколько
дней гостили в Шестове, ведя себя совершенно как дома, заказывали себе в какое хотели время завтраки (два повара, один переманенный князем из клуба, а другой старик, еще бывший крепостной, работали, не покладая рук, в обширной образцовой кухне), требовали себе вина той или другой марки из переполненных княжеских погребов, не мешали хозяевам, а хозяева не мешали им, и обе стороны были чрезвычайно довольных друг другом.
Ученье таким образом было заброшено, а князь положительно не расставался с Николаем Леопольдовичем, все более и более привязываясь к нему и открывая с каждым
днем в нем все
большие достоинства и массу знаний.
Однажды он возвратился в Москву из одного провинциального города, куда ездил за
большую сумму в качестве гражданского истца и частного обвинителя со стороны очень и очень скомпрометированного в
деле лица. Подсудимая была торжественно оправдана, и газеты рассказывали, что Левицкий, не дождавшись вердикта присяжных заседателей, скрылся из залы судебных заседаний.
Через несколько
дней большая компания адвокатов, с Московским Демосфеном во главе, приехала поужинать в загородный ресторан Стрельну.
— Но я не вижу в чем же сокращать расходы; я трачу только на необходимое, не жить же мне по-мещански; у нас такой
большой круг знакомства, который со
дня на
день увеличивается.
— Ну, этому мешает многое, и первое, что наши
дела еще не совсем устроены. Шестовские капиталы хотя и находятся в нашем распоряжении, но, по капризу ее сиятельства, княгиня Зинаида Павловна в
большей части их может потребовать каждую минуту от меня отчета. Положим, я ее запутал вместе со мною, но все же главная ответственность ляжет на меня.
—
Дела задержали, нас постигло
большое несчастье.
В громадном, роскошном доме князей Гариных, на набережной реки Фонтанки, царила какая-то тягостная атмосфера. Несмотря на то, что это был разгар сезона 187* года, солидному швейцару, видимо из заслуженных гвардейцев, с достоинством носившему княжескую ливрею и треуголку, привычно и величественно опиравшемуся на булаву, с блестевшим, как золото, медным шаром, — было отдано строгое приказание: никого не принимать. Было воскресенье, четвертый час
дня — визитные часы петербургского
большого света.
Хотелось бы газетку без предварительной цензуры сварганить, отголоском Москвы ее сделать, серой Москвы — массы, а то сами знаете, какие у нас теперь газеты мелкой-то прессы: одна вопросами о духовенстве всем оскомину набила, другая — приставодержательством беглых профессоров занимается и в
большую играет, а третья, смех и грех, совсем либеральная шипучка, благо ее редактор заведение шипучих вод имеет; об остальных и говорить нечего — все можно забить и
дело сделать ахтительное.
От успеха этого
дела зависела, кроме того,
большая или меньшая вероятность, что Пастухов снова не обратится к нему за субсидией, чего чрезвычайно боялся Николай Леопольдович, тративший и без того безумные деньги на Александру Яковлевну.
В ней сидели бесы самолюбия, самомнения и тщеславия, и не давали ей ни минуты покоя; препятствия к достижению цели только раздражали ее, а если эти препятствия становились чересчур серьезны, она бросалась с такой же, если не
большей энергией в другой
дело.
Была ли в этом доля правды — неизвестно, но Моисей Соломонович до прекрасного пола, к
большому горю его жены, Ревеки Самуиловны, был на самом
деле очень падок.
Время свое он
делил между посещениями
большого петербургского света, куда был принят по праву имени и богатства, и безумными оргиями с товарищами, как офицерами и другими представителями «золотой» петербургской молодежи.
Главною причиною растройства денежных
дел семейства князей Гариных, кроме стоящей баснословно-дорого придворно-светской жизни, был сам князь Василий, ведший
большую игру в карты и на бирже, первую несчастливо, а последнюю неумело, как неумело вел
дела и по имениям, которые ему приносили чуть не убыток, а для управляющих были золотыми днами.
Наконец, наступил
день свадьбы, которая и была отпразднована с надлежащим великолепием и пышностью. Весь петербургский
большой свет принес свои поздравления «прелестным, созданным друг для друга» — как утверждали все — новобрачным. Княжна Анна Васильевна Гарина стала княгиней Шестовой.
— Я слышал, что вы пользуетесь не только неограниченным доверием ее сиятельства, но и имеете на нее
большое влияние, а потому и решился обратиться к вам, не согласитесь ли вы помочь мне в этом добром
деле, — закончил свою речь Гиршфельд.
— Мой совет все это
дело держать в тайне от Агнессы Михайловны, — говорил последний князю. — Женщины вообще имеют смутное представление о
делах и не только смутное, но чаще всего превратное.
Большие же суммы денег могут положительно отуманить их рассудок — они могут пойти на крайности. Она окружена роскошью и довольством, вы предупреждаете ее желания — но не переходите границ.
— Уж как я рада, как я рада, Николай Леопольдович, что мой-то пить меньше стал, и все
больше дома, а то я страсть боялась. Теперь, когда
дело наше в ход пошло, ведь он с пьяну за рюмку водки готов продать его, векселей надавать, а теперь векселя-то его чай денег стоят, — высказала Надежда Петровна Гиршфельду свои задушевные мысли при одном из его посещений Луганского.
Дела после князя Василия оказались в
большом беспорядке. Княгиня Зоя Александровна, потрясенная смертью мужа и появлением у его гроба Александрины, отправилась вместе с дочерью, княгиней Анной Шестовой, и внуком, сыном последней, по предписанию докторов, лечиться за границу. Они уехали в самом конце зимы и располагали вернуться через год. Они звали с собой и сына, но он наотрез отказался и остался один в громадном княжеском доме.
— Знаю, знаю, ценю и понимаю! — с чувством перебил его тот. — Без вас могло погибнуть все
дело. Спасибо,
большое спасибо.
— А ему тысячи рублей за глаза довольно, не только довольно — много. Что он делал? — пьянствовал на мой счет и
больше ничего. Я его и совсем хотел устранить от
дела, особенно после разговора о вас, который он сам к чему-то начал, да уж так сжалился…
Предоставив всецело своей жене выслушивать комплименты и любезности, рассыпаемые щедрою рукою представителями и представительницами высшего петербургского света по адресу его миллионов, он
большую часть года находился за границей, где, как и дома, свободное от
дела время отдавал своей громадной библиотеке, пополняемой периодически выходящими в свет выдающимися произведениями как по всем отраслям знания, так и по литературе.
Барон, полагая, что он
больше в князе не нуждается, так как следственное
дело приняло желательный для него оборот, был с ним очень холоден и на обычную просьбу денег отказал наотрез.
Только
большие праздники,
дни именин и рождений, как своих, так и семейных, Николай Ильич всецело отдавал своим домашним.
Это было перепечатанное из Петербургских газет известие об аресте Николая Леопольдовича со всеми подробностями как
дел Шестова и Луганского, вследствие которых он был арестован, так и самого ареста. Статейка была довольно
большая. Константин Николаевич только что окончил чтение, как вошедший в кабинет лакей доложил о приезде отца Варсонофия.