— Бедный Дмитрий Петрович! — говорил Помада, ходя с Лизою перед ужином по палисаднику. — Каково ему это выносить! Каково это выносить, Лизавета Егоровна! Скандал! срам! сплетни! Жена родная, жена жалуется! Каково! ведь это надо иметь
медный лоб, чтобы еще жить на свете.
Пустозвоны, фильтрованные дураки,
медные лбы, разноцветные попугаи уверяют, что убийство на дуэли — не убийство.
— О чем же, ваше превосходительство, вы беспокоитесь? Для меня, ей-богу, все равно, — сказал он с досадою и презрением; но
медному лбу председателя было решительно нипочем это замечание, и он продолжал свое.
Что касается Долгова, то он совсем был утомлен, совсем разбит; его славянская натура не имела такого
медного лба, как кельтическая кровь графа Хвостикова; он очень хорошо начал сознавать всю унизительность этих поездок.
Неточные совпадения
Солдат опять с прошением. // Вершками раны смерили // И оценили каждую // Чуть-чуть не в
медный грош. // Так мерил пристав следственный // Побои на подравшихся // На рынке мужиках: // «Под правым глазом ссадина // Величиной с двугривенный, // В средине
лба пробоина // В целковый. Итого: // На рубль пятнадцать с деньгою // Побоев…» Приравняем ли // К побоищу базарному // Войну под Севастополем, // Где лил солдатик кровь?
На висках, на выпуклом
лбу Макарова блестел пот, нос заострился, точно у мертвого, он закусил губы и крепко закрыл глаза. В ногах кровати стояли Феня с
медным тазом в руках и Куликова с бинтами, с марлей.
Красный огонек угольной лампочки освещал полотнище ворот, висевшее на одной петле, человека в тулупе, с
медной пластинкой на
лбу, и еще одного, ниже ростом, тоже в тулупе и похожего на копну сена.
12-го апреля, кучами возят провизию. Сегодня пригласили Ойе-Саброски и переводчиков обедать, но они вместо двух часов приехали в пять. Я не видал их; говорят, ели много. Ойе ел мясо в первый раз в жизни и в первый же раз, видя горчицу, вдруг, прежде нежели могли предупредить его, съел ее целую ложку: у него покраснел
лоб и выступили слезы. Губернатору послали четырнадцать аршин сукна,
медный самовар и бочонок солонины, вместо его подарка. Послезавтра хотят сниматься с якоря, идти к берегам Сибири.
В тесной и неопрятной передней флигелька, куда я вступил с невольной дрожью во всем теле, встретил меня старый седой слуга с темным,
медного цвета, лицом, свиными угрюмыми глазками и такими глубокими морщинами на
лбу и на висках, каких я в жизни не видывал. Он нес на тарелке обглоданный хребет селедки и, притворяя ногою дверь, ведущую в другую комнату, отрывисто проговорил: