Неточные совпадения
Талечка, на самом
деле, и по наружности, и по внутреннему своему мировоззрению была им. Радостно смотрела она на мир Божий, с любовью относилась к окружающим ее
людям, боготворила отца и мать, нежно была привязана к Лидочке, но вне этих трех последних лиц, среди знакомых молодых
людей, посещавших, хотя и не в большом количестве, их дом, не находилось еще никого, кто бы заставил не так ровно забиться ее полное общей любви ко всему человечеству сердце.
Поняв, так внезапно поняв то чувство любви к одному
человеку, к постороннему мужчине, то греховное чувство, то главное звено цепи, приковывающей к дьяволу, как называла это чувство старушка Дюран, Талечка — странное
дело — первый раз в жизни не согласилась с покойной.
Но любить
человека, не забывая о своих обязанностях к ближним, идти с ним рука об руку по тернистому пути, принося пользу окружающим, пожертвовать собою и даже им для общего
дела — что может быть чище этой любви?
—
Дела! — разводил руками слушатель. — Верить не хочется, чтобы такой низкой души
человек на такую высоту взобрался, и ангел-то наш государь другом его считает.
— Нет, я не стою ее. Повторяю тебе, что с нынешнего
дня я стал самого себя презирать, стал самому себе ненавистен.
Человек, осмелившийся заклеймить ее малейшим подозрением — ей не пара.
День был не праздничный, но многим петербургским жителям и дачникам окрестностей «деревянной мостовой», то есть Зеленой улицы, хотелось подышать чистым воздухом,
людей посмотреть и себя показать, услаждая слух роговой музыкой Нарышкинского хора.
Не только во время краткого нахождения Аракчеева не у
дел, но и в период бытности его у кормила правления, граф, несмотря на его многосложные обязанности, сопряженные с необыкновенною деятельностью и бессонными ночами, успевал замечать всякие мелочи не только по службе, но и в домашнем быту; он имел подробную опись вещам каждого из его
людей, начиная с камердинера и кончая поваренком или конюхом.
— Нет, я думаю, что прав не ты, а я, всегда говоривший тебе, что не следует ни создавать себе мнения о
людях, ни тем более действовать под впечатлением минуты, не обсудив всегда ранее обстоятельства
дела, а между тем, ты, видимо, совершенно не излечим от этого крупного недостатка твоих мыслительных способностей.
Доброе-то
дело я и сам сделаю ближнему, коли он в настоящем несчастье — помогу,
человека поддержу, коли он стоит того, а поощрять дармоедство да бездельничанье ни сам не стану, ни тебе не позволю.
Время, как мы уже заметили, хотя и томительно медленно, но шло вперед,
день за
днем уходил в вечность, чтобы не возвращаться никогда со всеми его прошлыми треволнениями, выдвигая за собою другие
дни, также разительно не похожие друг на друга, хотя с первого взгляда подчас чрезвычайно однообразные. Понятие об однообразии жизни есть результат нравственной близорукости
людей.
Не ведала графиня, что приближение столь желанного для нее
дня ее отъезда из Грузина заставляло тревожно биться сердца двух в том же Грузине
людей, готовых отдать многое, чтобы по возможности отдалить этот далеко для них нежеланный роковой
день.
Оба они, повторяем, понимали это, но любовь и молодость брали свое, а общность несчастья, общий висевший над ними роковой приговор, исполнение которого только замедлялось, чего они не могли не чувствовать, сблизили их скорее, чем это было бы при обыкновенном положении вещей, и они с какой-то алчностью брали от жизни все то, что она могла им еще дать, следуя мудрой русской пословице обреченных на неизбежную гибель и вследствие этого бесшабашных
людей — „хоть
день, да наш“.
Одна графиня Наталья Федоровна, измученная треволнениями
дня, спала сном
людей со спокойной совестью.
Наконец, на третий
день утром больной пришел в сознание, слабым, полупотухшим взором обвел комнату и находившихся в ней жену, дочь и Лидочку, движением руки подозвал их к себе и поочередно положил свою исхудалую руку на головы близких ему
людей.
После несчастной битвы под Аустерлицом, австрийский император Франц, как мы уже говорили, вступил с Наполеоном в переговоры о мире, перемирие было подписано 26 ноября 1805 года, а на другой
день император Александр Павлович уехал в Петербург. Воображение его было чересчур потрясено ужасными сценами войны; как
человек он радовался ее окончанию, но как монарх сказал перед отъездом следующую фразу, достойную великого венценосца...
Сделано было два рекрутских набора: один по четыре, другой по одной
человеку с пятисот душ, и оба с уменьшенной мерой роста рекрут; сформировано 29 полков; артиллерия пополнена и преобразована — это было
дело уже исключительно графа Аракчеева; усилена выделка оружия, заведены магазины, собраны фуры, возы и прочее.
Масса государственных
дел положительно отнимала у него все время, совершенно поглощала его и не давала возможности, даже при желании, следить за внутреннею жизнью близких ему
людей, а быть может он и не подозревал о существовании такой жизни.
— Говорю, будешь графиней, значит, будешь, спешить не надо, можно все
дело испортить, поспешишь,
людей насмешишь, необходимо, чтобы он к тебе привык, привязался… Надо подождать…
— Только в здоровьи большой изъян от него делается, — продолжала она вслух, — трех
дней после того
человек не выживает, потому и дать его — грех на душу большой взять надо, все равно, что убивство… Баба-то делается совсем шалая, в умопомрачении, видела я однорядь еще в своей деревне, одна тоже девка на другой
день после этого снадобья Богу душу отдала… Говорю, что все равно, что убивство, грех, большой грех.
В искренности и правдивости этого
человека, так бесповоротно, что было видно по тону его голоса, решившегося покончить свои расчеты с жизнью, сомневаться было нельзя, да и рассказ его всецело подтверждался мельчайшими обстоятельствами происшедшего, а главное характером и способностью решиться на такое гнусное
дело обвиняемых им Агафонихи и Настасьи.
На третий
день после приезда жены граф действительно уехал. Уезжая, он между прочими домашними распоряжениями, отдал приказание своим
людям, чтобы графиня отнюдь не выезжала в некоторые дома, в числе которых был дом Небольсиных, но ее даже не предупредили об этом.
— Успокойтесь, я напишу ему… я не буду угрожать… но он сделает все… он честный
человек… а вы… дворянка… Он просто упустил это из виду за массою
дел. Вы не говорили ему об этом?
Дело графских врагов было почти проиграно, но Клейнмихель послал в Берлин верного
человека, которому удалось добыть корректурные гранки с пометками рукою самого графа.
— Не служба, а жизнь. Кто не знает графа, этого жестокого и жесткого
человека, у которого нет сердца, который не оценивает трудов своих подчиненных, не уважает даже человеческих их прав, — с горячностью произнес Петр Валерианович, почти до слова повторяя все то, что он несколько
дней тому назад говорил своей матери.
Это исчезновение живого
человека было, на самом
деле, до того полно и бесследно, что Ольга Николаевна Хвостова, ничего, кстати сказать, не знавшая о
делах сына и радовавшаяся лишь его успехам по службе, так как Петр Валерианович хотя писал ей, исполняя ее желание, не менее раза в неделю, но письма его были коротки, уведомляли лишь о том, что он жив и здоров или же о каком-нибудь важном случае его жизни, как то: получение чина, ордена — встревоженная его продолжительным и ничем необъяснимым молчанием, сама поехала в Новгород и там узнала лишь, что сына ее куда-то увезли, но куда — этого не мог ей никто сказать, так как никто этого, и на самом
деле, не знал.
Долгие
дни военного бездействия сдружили молодых
людей и побудили их к откровенности в продолжительных беседах.
Убить
человека, убийство которого было так удобно,
человека, ему доверяющего и не подозревающего его гнусных замыслов, сидящего с ним бок о бок, и, конечно, не думающего принимать против него каких-либо мер предосторожности — ведь это же так легко, но на
деле оказывалось страшно трудным.
Если же он сделается Зыбиным, богатым
человеком, со светлым прошлым… с деньгами в кармане на первый случай… тогда — другое
дело!
— Плохое
дело старость, — начал, вздохнув, Алексей Андреевич, — хотелось бы потрудиться да поработать, но силы изменяют. Вот в твои лета я работал и усталости не знал. Самый счастливый возраст, чтобы трудиться для собственной и ближнего пользы — так охоты, видно, нет, лень одолела, а между тем, и стыдно, и грешно
человеку в твоих летах тратить попусту время…
Николай Павлович, внимательно читавший все правительственные акты и все бумаги, присылаемые из министерств, сам пробегал эти полицейские донесения и был удивлен, что каждый
день собиралось по 20–30
человек в различных кварталах с дозволения генерал-губернатора.
Только несколько
человек вожаков действовали сознательно, если это слово применимо к «
делу безумия», остальная же военная и народная толпа была вовлечена в активную роль путем грубого обмана, благодаря своему легковерию.
В самый
день Крещения, 6 января, часу в седьмом вечера, из одного из грязных трактиров на Сенной площади вышел
человек, одетый в почти новый дубленый полушубок и сдвинутую на самые глаза мерлушечью шапку, остановился на минуту в дверях трактира, блок которых еще продолжал издавать резкий скрип, как бы в нерешительности, куда ему идти, и пошел, видимо, наудачу, вправо, как-то крадучись и озираясь по сторонам.
Это было еще до
дня счастливого перелома в болезни молодого
человека.
Перед его духовным взором то и
дело восставали не только те
люди, которые были к нему близки, но даже и те, с которыми ему приходилось входить в те или другие продолжительные отношения. К числу последних припомнился графу и Петр Валерьянович Хвостов.
Хотя государь Николай Павлович был, несомненно, расположен к нему, хотя он был любимцем императрицы Марии Федоровны, знавшей, как привязан был к нему ее покойный сын, но все же граф Аракчеев хорошо понимал, что ему теперь придется
разделить влияние на ход государственных
дел с новыми, близкими государю
людьми,
людьми другой школы, другого направления, которые не простят ему его прежнего могущества, с которыми ему придется вести борьбу, и еще неизвестно, на чью сторону станет государь.
— Знаешь, чай, батюшка, меня, — отвечала в тех случаях Ираида Степановна, если разговаривающий был мужчина, или же заменяя слово «батюшка» словом «матушка», если имела
дело с собеседницей, — я милостыни не подаю, да ты, чай, и не возьмешь ее; милостыня — один вред, получил
человек, истратил, и опять просить надо, а там повадится, попрошайкой сделается, от работы отобьется, лентяя да праздношатая хуже нет.
Замечательно то, что Ираида Степановна никогда на самом
деле не ошибалась ни в
людях, ни в настоящем положении их
дел, и поддержка, оказываемая ею, всегда приносила пользу и деньги возвращались ей с благодарностью, хотя на них не было никакого документа.
Граф вообще не любил щеголей, полагая, что подобные
люди плохие работники и занимаются более своей персоной, нежели
делом.
Если бы за несколько
дней до рокового момента кто-нибудь бы выразил Орлицкому лишь подозрение возможности его связи с Татьяной Борисовной, он взглянул бы на такого
человека, как на сумасшедшего — так неестественна, даже омерзительна показалась бы ему эта нелепая мысль.
Мысли о том, что она, может быть, спасет эту несчастную и доставит ее к ее матери, наполнили душу графини тем радостным чувством, которое для доброго
человека является лучшим вознаграждением за доброе
дело, и она, мысленно укорив себя за мгновенную слабость, также мысленно возблагодарила Бога, что он привел ее в этот дом одновременно с пребыванием в нем Марьи Валерьяновны.
Несколько
человек тотчас же соскочили на берег и избили невинного старика до такой степени, что он едва мог дотащиться до квартиры и на другой
день умер.
Василий Васильевич велел для этой цели снаряжать со следующего
дня нужное число
людей.
В эти
дни они чувствовали себя отторгнутыми от общества
людей, живя, как будто, на необитаемом острове с диким зверями.
Быть может, завтра этот
человек, вещью которого она была двадцать лет тому назад, и увлечет ее куда-нибудь далеко для этого неизвестного ей «
дела».
Надо сделать все, чтобы этот меч не упал и не отравил и так оставшиеся на счету
дни несчастного
человека, пожертвовавшего для нее всем, чем может жертвовать мужчина.