Неточные совпадения
Если бы все внимание Николая Павловича
не было сосредоточено исключительно на его собеседнице, то он несомненно обратил бы внимание на восторженное, оживленное, казалось, беспричинной радостью лицо молодой девушки и,
быть может, сразу бы разгадал
тайну ее чересчур откровенного сердца.
К последним принадлежал и Николай Павлович Зарудин и
был всем сердцем привязан к Андрею Павловичу. Их даже в полку в насмешку прозвали inseparables.
Не было у них друг от друга
тайн, они жили, что называется, душа в душу.
Бледный, трепещущий Егор Егорович пробормотал шаблонную благодарность. Алексей Андреевич приписал смущение молодого человека неожиданности повышения и милостиво отпустил его к исправлению его новых обязанностей. Ни одного намека
не проронил он о ночной сцене в аптеке,
не подозревая, конечно, что Воскресенский
был посвящен в
тайну устраиваемых им маскарадов.
Ее удерживало от этого с одной стороны нежелание усугублять и так глубокое горе матери, потерявшей в лице Федора Николаевича
не только любимого мужа, но и искреннего друга, а с другой — она знала, что открытие
тайны ее супружеской жизни Дарье Алексеевне
было равносильно неизбежности окончательно разрыва с мужем, на последнее же Наталья Федоровна, как мы видели, еще
не решалась.
Оправдалась она и в данном случае: болезнь Николая Павловича оказалась очень кстати, она помогла скрыть его покушение на свою жизнь от начальства, так как за время ее от незначительного поранения виска
не осталось и следа, хотя, как мы знаем из слов Бахметьевой, это
не совсем осталось
тайной для петербургского общества, и рассказ об этом с разными прикрасами довольно долго циркулировал в гвардейских полках и в великосветских гостиных, но затем о нем забыли, на сцену выступили другие злобы дня, главная из которых
была предстоящая вновь война с Наполеоном, как бы предугаданная русским обществом и войском ранее, нежели она стала известна правительственным сферам.
Мы уверены, что довольно
было бы единого слова вашего к сохранению
тайны, но мы ведаем также и слабость сердца человеческого и потому, над священною книгою религии, наполняющею сердца всех нас, приемлем, для обеспечения себя, клятвы ваши, связующие вас посредством сей священной книги с нами: для того требуем мы клятвы к хранению
тайны, дабы профаны,
не понимающие цели братства,
не могли издеваться над оною и употреблять во зло.
— Да… но клянусь вам, что эта любовь давно похоронена в моем сердце и никто, даже он
не узнает о ней… Клянусь вам… Мы должны
будем жить всю жизнь… Я
не могу жить с
тайной от вас… от своего мужа…
Агафониха — старуха со свиным рылом, хитрая, вкрадчивая. Со льстивыми речами, с низкими поклонами, она, как змея, заползала в сердце своей жертвы, выведывала все
тайны и сообщала их Настасье Федоровне, которой, таким образом,
было известно все, что делается кругом. Вот между какими людьми рос, хотя и
не долго, мальчик Миша.
Кроме того, он подозревал, что они знают его
тайну и из одного только страдания
не бросают его. Это
было для него обидно, оскорбительно. Он сделался едок и желчен — это отделило его от многих.
Сначала он порывался
было сейчас идти к графу, снова напомнить ему об обмане Настасьи, представить ему свое несчастное и неестественное положение в обществе и всю гнусность его поступка — украсть человека из родной семьи и воровски дать ему право незаконно пользоваться
не принадлежащими ему именем, состоянием и честью. Но Михаила Андреевича удерживала клятва, данная родной матери, и страх мести со стороны Настасьи его матери за открытие
тайны.
Это
было подробное донесение об обширном революционном заговоре, с давнего времени готовившегося против императорского правительства.
Тайные общества имели сильное разветвление в армии,
не только в Петербурге и Москве, но и в разных местах.
Один из товарищей его по службе и его лучший друг, граф Коновницын, поручик главного штаба гвардейской пехоты,
был вовлечен в
тайное общество и со всем жаром юности усвоил себе убеждения членов «Союза благоденствия» и даже
не скрывал перед своими друзьями своих стремлений и политических надежд.
Вслед за тем ему
было передано подлинное письмо цесаревича великого князя Константина Павловича 1822 года и повелено написать проект манифеста о назначении наследником престола великого князя Николая Павловича, с тем, чтобы акт этот, оставаясь в
тайне, пока
не настанет время привести его в исполнение, хранился в московском Успенском соборе с прочими царственными актами.
Рассылка этих конвертов при переходах по канцеляриям
не могла остаться без огласки, но одержание конвертов, где, по красноречивому выражению архиепископа Филарета, «как бы в гробе хранилась погребенная царская
тайна, скрывавшая государственную жизнь»,
было известно только трем избранникам.
Не знал о манифесте и тот, чья судьба им решалась.
Тайна была сохранена в целости.
— Цесаревич Константин в начале 1822 года написал к государю письмо о своем отречении от наследия престола; до половины 1823 года
не было составлено о том государственного акта и последовавший, наконец, манифест о назначении на престол второго брата остался в глубокой
тайне, которая
была распространена и на самое хранение манифеста.
«Она знает ее… Она лжет, что
не была в Петербурге! — пронеслось в ее голове. — Тут какая-то
тайна!»
Ему нравилась в ней порой ее сосредоточенность, даже угрюмость, указывающие, что и ее жизнь
не прошла совершенно гладко, что и у ней в прошлом
были сильные бури, испытанные несчастья, а это, казалось ему, сродство их судьбы поневоле влекло его к ней, хотя он
не высказывал ни малейшего любопытства,
не старался сорвать завесу с
тайны прошлого Белоглазовой.
— И ты можешь думать, что я на это способна? — вопросом ответила Наталья Федоровна. — У меня нет в душе против тебя ни малейшего зла. Ты, на самом деле, несчастна… и мне искренне жаль тебя. Но,
быть может, Бог даст, все это никогда
не обнаружится. У меня же твоя
тайна, как в могиле.
Неточные совпадения
А то, признаюсь, уже Антон Антонович думали,
не было ли
тайного доноса; я сам тоже перетрухнул немножко.
Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника стал в тупик. Ему предстояло одно из двух: или немедленно рапортовать о случившемся по начальству и между тем начать под рукой следствие, или же некоторое время молчать и выжидать, что
будет. Ввиду таких затруднений он избрал средний путь, то
есть приступил к дознанию, и в то же время всем и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую
тайну, дабы
не волновать народ и
не поселить в нем несбыточных мечтаний.
Но как ни строго хранили будочники вверенную им
тайну, неслыханная весть об упразднении градоначальниковой головы в несколько минут облетела весь город. Из обывателей многие плакали, потому что почувствовали себя сиротами и, сверх того, боялись подпасть под ответственность за то, что повиновались такому градоначальнику, у которого на плечах вместо головы
была пустая посудина. Напротив, другие хотя тоже плакали, но утверждали, что за повиновение их ожидает
не кара, а похвала.
Развращение нравов дошло до того, что глуповцы посягнули проникнуть в
тайну построения миров и открыто рукоплескали учителю каллиграфии, который, выйдя из пределов своей специальности, проповедовал с кафедры, что мир
не мог
быть сотворен в шесть дней.
Начались подвохи и подсылы с целью выведать
тайну, но Байбаков оставался нем как рыба и на все увещания ограничивался тем, что трясся всем телом. Пробовали
споить его, но он,
не отказываясь от водки, только потел, а секрета
не выдавал. Находившиеся у него в ученье мальчики могли сообщить одно: что действительно приходил однажды ночью полицейский солдат, взял хозяина, который через час возвратился с узелком, заперся в мастерской и с тех пор затосковал.