Неточные совпадения
В Россию Толстой возвращается в апреле 1861 года, в самый разгар радостного возбуждения и надежд, охвативших русское общество после манифеста 19 февраля об освобождении крестьян Толстой рассказывает: «что
касается до моего отношения тогда к возбужденному состоянию общества, то должен сказать (и это моя хорошая или дурная черта, но всегда мне бывшая свойственной), что я всегда противился невольно влияниям извне, эпидемическим, и что, если я тогда был возбужден и радостен, то своими особенными,
личными, внутренними мотивами — теми, которые привели меня к школе и общению с народом».
«светом становится все, чего я
коснусь, углем становится все, что я оставляю». И сиявшее таким ярким светом
личное счастье превращается в перегоревший уголь, в золу, которая совершенно неспособна дать душе ни света, ни тепла.
Вероятно, это происходило прежде всего от сильно развитого чувства такта и осторожности, мешающей в какой бы то ни было форме
касаться личных дел, мыслей, интересов своего собеседника.
Неточные совпадения
— Я на твоем месте, Александр, говорил бы то же, что ты; я, как ты, говорю только для примера, что у тебя есть какое-нибудь место в этом вопросе; я знаю, что он никого из нас не
касается, мы говорим только, как ученые, о любопытных сторонах общих научных воззрений, кажущихся нам справедливыми; по этим воззрениям, каждый судит о всяком деле с своей точки зрения, определяющейся его
личными отношениями к делу, я только в этом смысле говорю, что на твоем месте стал бы говорить точно так же, как ты.
Что же
коснулось этих людей, чье дыхание пересоздало их? Ни мысли, ни заботы о своем общественном положении, о своей
личной выгоде, об обеспечении; вся жизнь, все усилия устремлены к общему без всяких
личных выгод; одни забывают свое богатство, другие — свою бедность и идут, не останавливаясь, к разрешению теоретических вопросов. Интерес истины, интерес науки, интерес искусства, humanitas [гуманизм (лат.).] — поглощает все.
Да, это были те дни полноты и
личного счастья, в которые человек, не подозревая,
касается высшего предела, последнего края
личного счастья.
Конон был холост, но вопрос о том, как он относился к женскому полу, составлял его
личную тайну, которою никто не интересовался, как и вообще всем, что
касалось его внутренних побуждений.
— Вы… вы забываетесь, молодой человек! — проговорил Карачунский, собирая все свое хладнокровие. — Моя
личная жизнь никого не
касается, а вас меньше всего.