Неточные совпадения
Была у Нинки особенность, Марк всегда ею любовался.
Черные брови ее
были в непрерывном движении: то медленно поднимутся высоко вверх, и лицо яснеет; то надвинутся на лоб, и как будто темное облако проходит по лицу. Сдерживая на тонких губах улыбку, он смотрел в ее лицо, гладил косы, лежавшие на крепких плечах, и сладко ощущал, как к коленям его прижималась молодая девическая грудь.
Вонь пошла, как от самого острого сыра. Ступни Спирьки
были влажные, сизо-розовые, с полосами
черной грязи. Старик доктор взглянул парню в лицо и неожиданно спросил...
Трое остальных шли по шоссе Камер-Коллежского Вала и
пели «По морям». Ветер гнал по сухой земле опавшие листья тополей, ущербный месяц глядел из
черных туч с серебряными краями. Вдруг в мозгах у Юрки зазвенело, голова мотнулась в сторону, кепка слетела. Юрка в гневе обернулся. Плотный парень в пестрой кепке второй раз замахивался на него. Юрка отразил удар, но сбоку получил по шее. Черкизовцев
было человек семь-восемь. Они окружили заводских ребят. Начался бой.
Отдать решила как можно скорее. Поэтому сократила себя во всем. Утром
пила чай вприкуску, без молока, с
черным хлебом. Обедала одним борщом.
Было голодно, но на душе — легко.
У Царапкина
были пушистые пепельные волосы и
черные брови; это
было бы красиво, но вид портили прыщи на лице. Говорил он гладко и уверенно. Однако Лелька, послушав его пять минут, совсем успокоилась, и не стало страшно принять от него кружок.
Лелька видела его влюбленные глаза, ей
было смешно. Но все приятнее становилось злорадное ощущение власти над этим широко-косым наглецом с пушистыми ресницами и странно узкими
черными бровями в стрелку. Она не могла забыть, как он тогда заглянул ей в глаза.
Юрка, не стучась, открыл соседнюю дверь, — Лелька хотела его остановить, чтоб постучал, да не успела. Спирька в очень грязной нижней рубашке сидел на стуле, положив ногу на колено, и тренькал на мандолине. Волосы
были взлохмаченные, лицо помятое. На лбу и на носу
чернели подсохшие порезы, — как он тогда на вечеринке упал пьяный в оконные рамы. Воздух в комнате
был такой, какой бывает там, где много курят и никогда не проветривают.
От глубокой снежной тишины
было жутко. В сугробе под забором
чернело что-то большое.
Чернело, шевелилось. Пьяный? Поднялся
было на руках человек, опять упал. Пьяный-то словно и пьяный, а только слишком как-то все странно у него. Небо низко налегло на землю. Выли собаки.
Одолевая жуть, Лелька подошла к сугробу. Человек уже лежал неподвижно, боком. Лицо
было очень странное, — как будто все залито
чернилами. Пьяный вылил себе на голову чернильницу? Или кто запустил в него ею? И вдруг Лелька вздрогнула: не
чернила это, а кровь! Да, кровь!
И вот какая оказывается перед нами горькая истина: этот гражданин, который так внимательно все заглядывает зачем-то в свой кулак (смех), этот гражданин до самой сегодняшней поры
был комсомольцем и
черное дело свое делал с комсомольским билетом в кармане.
В понедельник из восьми работниц этой группы четыре оказались переведенными на новую работу, а на их место
были поставлены комсомолки, снятые с намазки
черной стрелки. Предварительно с девчатами основательно поговорил в бюро ячейки Гриша Камышов.
Великолепно
были нарисованы работницы в красных, зеленых, белых косынках; одни неслись на аэроплане, мотоциклетке или автомобиле; другие ехали верхом, бежали пешие, брели с палочкой; третьи, наконец, ехали верхом на черепахе, на раке или сидели, как в лодке, в большой
черной галоше.
Пионеры, — и эта тонконогая мелкота в красных галстучках
была втянута в кипящий котел общей работы. Ребята, под руководством пионервожатых, являлись на дом к прогульщикам, торчали у «
черных касс», специально устроенных для прогульщиков, дразнили и высмеивали их; мастерили кладбища для лодырей и рвачей: вдруг в столовке — картонные могилы, а на них кресты с надписями...
— Пусть он будет, — будет брюнет, — голубушка, непременно брюнет, — быстро заговорила Людмила. — Глубокий брюнет. Глубокий, как яма. И вот вам образчик: как ваш гимназист, — такие же чтобы
черные были брови и очи с поволокой, и волосы черные с синим отливом, ресницы густые-густые, синевато-черные ресницы. Он у вас красавец, — право, красавец! Вот вы мне такого.
Неточные совпадения
Хлестаков. Черт его знает, что такое, только не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (
Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят! И челюсти заболят, если съешь один такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и зубы
почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше ничего нет?
— Филипп на Благовещенье // Ушел, а на Казанскую // Я сына родила. // Как писаный
был Демушка! // Краса взята у солнышка, // У снегу белизна, // У маку губы алые, // Бровь
черная у соболя, // У соболя сибирского, // У сокола глаза! // Весь гнев с души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, // Как солнышко весеннее // Сгоняет снег с полей… // Не стала я тревожиться, // Что ни велят — работаю, // Как ни бранят — молчу.
Он, как водой студеною, // Больную
напоил: // Обвеял буйну голову, // Рассеял думы
черные, // Рассудок воротил.
«У нас
была оказия, — // Сказал детина с
черными // Большими бакенбардами, — // Так нет ее чудней».
Батрачка безответная // На каждого, кто чем-нибудь // Помог ей в
черный день, // Всю жизнь о соли думала, // О соли
пела Домнушка — // Стирала ли, косила ли, // Баюкала ли Гришеньку, // Любимого сынка. // Как сжалось сердце мальчика, // Когда крестьянки вспомнили // И
спели песню Домнину // (Прозвал ее «Соленою» // Находчивый вахлак).