— Чего они ждут? Скажи, чтобы поскорее резали, а то наш
поезд уйдет! — обратился главный врач к станционному сторожу, понимавшему по-бурятски.
Неточные совпадения
Однажды под вечер, где-то под Каинском, наш
поезд вдруг стал давать тревожные свистки и круто остановился среди поля. Вбежал денщик и оживленно сообщил, что сейчас мы чуть-чуть не столкнулись с встречным
поездом. Подобные тревоги случались то и дело: дорожные служащие были переутомлены сверх всякой меры,
уходить им не позволялось под страхом военного суда, вагоны были старые, изношенные; то загоралась ось, то отрывались вагоны, то
поезд проскакивал мимо стрелки.
Из штаба нашего корпуса пришел приказ: обоим госпиталям немедленно свернуться и завтра утром идти в деревню Сахотаза, где ждать дальнейших приказаний. А как же быть с больными, на кого их бросить? На смену нам должны были прийти госпитали другой дивизии нашего корпуса, но
поезд наместника остановил на железной дороге все движение, и было неизвестно, когда они придут. А нам приказано завтра
уходить!
Мы ждали
поезда на вокзале. Стояла толчея. Офицеры приходили,
уходили, пили у столиков. Меж столов ходили солдаты, продавали китайские и японские безделушки.
Поезд наш был громадный, в тридцать восемь вагонов. Он шел теперь почти пустой, в каждой теплушке ехало не больше пяти-шести солдат. Хотели было отцепить вагонов пятнадцать, чтоб облегчить
поезд, но опять никто из солдат не соглашался
уходить из своей теплушки. Уговаривали, убеждали, — напрасно. И почти пустые вагоны продолжали бежать тысячи верст. А там, позади, они были нужны для тех же товарищей-солдат.
Дальше мы поехали с почтовым
поездом. Но двигался
поезд не быстрее товарного, совсем не по расписанию. Впереди нас шел воинский эшелон, и солдаты зорко следили за тем, чтоб мы не
ушли вперед их. На каждой станции поднимался шум, споры. Станционное начальство доказывало солдатам, что почтовый
поезд нисколько их не задержит. Солдаты ничего не хотели слушать.
…28 июня мы небольшой компанией ужинали у Лентовского в его большом садовом кабинете. На турецком диване мертвецки спал трагик Анатолий Любский, напившийся с горя. В три часа с почтовым поездом он должен был уехать в Курск на гастроли, взял билет, да засиделся в буфете, и
поезд ушел без него. Он прямо с вокзала приехал к Лентовскому, напился вдребезги и уснул на диване.
Поезд ушел. Так мой друг меня и не видал, но его встреча с актерами сыграла свою роль: М. Н. Ермолова, наверное, никакого внимания не обратила бы на маленького актера Сологуба, если бы не эти рассказы на вокзале.
Поезд ушел быстро, его огни скоро исчезли, и через минуту уже не было слышно шума, точно все сговорилось нарочно, чтобы прекратить поскорее это сладкое забытье, это безумие.
Ужасы и скорби жизни теряют свою безнадежную черноту под светом таинственной радости, переполняющей творчески работающее тело беременной женщины. В темную осеннюю ночь брошенная Катюша смотрит с платформы станции на Нехлюдова, сидящего в вагоне первого класса.
Поезд уходит.
Неточные совпадения
Вечером, я только
ушла к себе, мне моя Мери говорит, что на станции дама бросилась под
поезд.
— Вечером, Родя, — отвечала Пульхерия Александровна, —
поезд ужасно опоздал. Но, Родя, я ни за что не
уйду теперь от тебя! Я ночую здесь подле…
Этот пожилой, степенный и величественный человек, тайный продавец казенных свечей, был очень удобным гостем, потому что никогда не задерживался в доме более сорока минут, боясь пропустить свой
поезд, да и то все время поглядывал на часы. Он за это время аккуратно выпивал четыре бутылки пива и,
уходя, непременно давал полтинник девушке на конфеты и Симеону двадцать копеек на чай.
Проходило восемь минут. Звенел звонок, свистел паровоз, и сияющий
поезд отходил от станции. Торопливо тушились огни на перроне и в буфете. Сразу наступали темные будни. И Ромашов всегда подолгу с тихой, мечтательной грустью следил за красным фонариком, который плавно раскачивался, сзади последнего вагона,
уходя во мрак ночи и становясь едва заметной искоркой.
А между тем
поезд бежал да бежал; уже давно и Раштадт, и Карлсруэ, и Брухзаль остались назади; горы с правой стороны дороги сперва отклонились,
ушли вдаль, потом надвинулись опять, но уже не столь высокие и реже покрытые лесом…