Неточные совпадения
Нечего говорить, как жестоко было
отправлять на войну всю эту немощную, стариковскую силу. Но прежде всего это было даже прямо нерасчетливо. Проехав семь тысяч верст на Дальний Восток, эти
солдаты после первого же перехода сваливались. Они заполняли госпитали, этапы, слабосильные команды, через один-два месяца — сами никуда уж не годные, не принесшие никакой пользы и дорого обошедшиеся казне, — эвакуировались обратно в Россию.
Больных
отправляли в госпитали с большою неохотою;
солдаты рассказывали: все сплошь страдают у них поносами, ломотою в суставах, кашель бьет непрерывно; просится
солдат в госпиталь, полковой врач говорит: «Ты притворяешься, хочешь удрать с позиций».
И мне стало понятно: ведь всех этих
солдат, всех сплошь, нужно положить в госпиталь; если
отправлять заболевающих, то от полка останется лишь несколько человек.
Мы возражали яро. Глухота больного несомненна. Но допустим даже, что она лишь в известной степени вероятна, — какое преступление главный врач берет на душу,
отправляя на боевую службу, может быть, глухого, да к тому еще хромого
солдата. Но чем больше мы настаивали, тем упорнее стоял главный врач на своем: у него было «внутреннее убеждение», — то непоколебимое, не нуждающееся в фактах, опирающееся на нюх «внутреннее убеждение», которым так сильны люди сыска.
Когда же домой? Всех томил этот вопрос, все жадно рвались в Россию.
Солдатам дело казалось очень простым: мир заключен, садись в вагоны и поезжай. Между тем день шел за днем, неделя за неделею. Сверху было полное молчание. Никто в армии не знал, когда его
отправят домой. Распространился слух, что первым идет назад только что пришедший из России тринадцатый корпус… Почему он? Где же справедливость? Естественно было ждать, что назад повезут в той же очереди, в какой войска приходили сюда.
— Когда же нас
отправят? Ваше благородие! — угрожающе приставал
солдат.
Неточные совпадения
Прошло с год, дело взятых товарищей окончилось. Их обвинили (как впоследствии нас, потом петрашевцев) в намерении составить тайное общество, в преступных разговорах; за это их
отправляли в
солдаты, в Оренбург. Одного из подсудимых Николай отличил — Сунгурова. Он уже кончил курс и был на службе, женат и имел детей; его приговорили к лишению прав состояния и ссылке в Сибирь.
По прошествии же данного срока предписывалось всех годных к военной службе отдать в
солдаты, остальных
отправить на поселение, отобрав детей мужеского пола.
Легко может быть, что в противном случае государь прислал бы флигель-адъютанта, который для получения креста сделал бы из этого дела заговор, восстание, бунт и предложил бы всех
отправить на каторжную работу, а государь помиловал бы в
солдаты.
В Твери его схватили и
отправили в полк, как беглого
солдата, в цепях, пешком.
Он прислал А. Писарева, генерал-майора «Калужских вечеров», попечителем, велел студентов одеть в мундирные сертуки, велел им носить шпагу, потом запретил носить шпагу; отдал Полежаева в
солдаты за стихи, Костенецкого с товарищами за прозу, уничтожил Критских за бюст,
отправил нас в ссылку за сен-симонизм, посадил князя Сергея Михайловича Голицына попечителем и не занимался больше «этим рассадником разврата», благочестиво советуя молодым людям, окончившим курс в лицее и в школе правоведения, не вступать в него.