И однако, несмотря на все это, Темку сильно тянуло к Марине. Она была ему по-прежнему желанна. Но для нее ласки его были теперь совершенно невыносимы, она судорожно отталкивала его руки, а на лице рисовалось отвращение. Темка отлично понимал, что все это очень естественно и вполне согласно с природой, но в душе чувствовал обиду. Еще же обиднее было вот что.
Марина была грубовата, вспыльчива, но всегда Темка чувствовал, что он для нее — самый близкий и дорогой человек.
Неточные совпадения
Оба они, и
Марина и Темка,
были перегружены работой. Учеба, общественная нагрузка; да еще нужно
было подрабатывать к грошовым стипендиям. Часы с раннего утра до позднего вечера
были плотно заполнены. Из аудитории в лабораторию, с заседания факультетской комиссии в бюро комсомольской ячейки. Дни проносились, как сны. И иногда совсем как будто исчезало ощущение, что ты — отдельно существующий, живой человек, что у тебя могут
быть какие-то свои, особенные от других людей интересы.
Темка — большой, плотный, с большой головой — медленными шагами ходил по узкой комнате.
Марина сумрачно следила за ним. А у него глубоко изнутри взмыла горячая, совсем неразумная радость, даже торжествование какое-то и гордость. Он так
был потрясен, что ничего не мог говорить… И так это для него
было неожиданно, — эта глупая радость и торжество. Темка удивленно расхохотался, сел на постель рядом с
Мариной, взял ее руку в широкие свои руки и сказал с веселым огорчением...
Сегодня они ни о чем не могли столковаться, — слишком разные у них
были настроения. Но вопрос
был грозный, и нужно
было его решать поскорее.
Марина, преодолевая странное какое-то отвращение к Темке, условилась, что он зайдет через три дня, и они все обсудят.
А в глубине души
была тревога перед тем, что хотели они сделать, и недоумение — неужели
Марина унизит себя до того, что пойдет на это?
Раньше нужно
было сдать два зачета, — по ним
Марина много готовилась, и откладывать их
было невозможно. Между тем рвоты
были ужасны, об еде она думала с ужасом, голова не работала. А тут еще Темка. К нему она чувствовала самой ей непонятную, все возраставшую ненависть. А когда он пытался ее ласкать,
Марину всю передергивало. И она сказала ему...
Через три дня Темка привез
Марину обратно в ее комнату,
Марина сильно побледнела, лицо спалось, глаза двигались медленно и постоянно останавливались. Но на Темку глядели с приветливою нежностью, — он уж думал, что никогда этого больше не
будет.
Марина лежала и ласково гладила его широкую, все еще как будто рабочую руку бывшего молотобойца.
Весь вечер
был теплый и нежный.
Марина отдыхала душою в любви и виноватой ласке, которою ее окружил Темка. Но все возвращалась мыслью к случившемуся. И уже когда потушили свет (Темка остался у нее ночевать, устроившись на полу),
Марина сказала...
Марина сдавала последние зачеты и готовилась взяться за дипломную работу. Перед Темкой тоже
была дипломная работа, да еще три месяца производственной практики.
Глупые слезы тоски и беспредметной обиды задрожали в груди.
Марина закусила губу, плечи ее задергались. Остро, остро, почти чувственно милы ей
были эти полные ручки с ямками на локтях, у запястий перетянутые глубокими складками, и все это маленькое прелестное тельце. Как будто глаза какие-то у ней раскрылись: что-то особенное
было перед нею, необычайное и несравненно милое.
Темка вскочил и быстро стал одеваться. Открыл электричество.
Марина враждебно следила за ним из-под одеяла.
Было четыре часа утра. Он сердито ушел.
Опять
было ей очень тяжело. Опять изводили тошноты и постоянно болела голова. Но в душе жило сладкое ожидание, и
Марина с торжествованием несла все тягости. Отлеживалась и бодро бралась опять за учебники. И с одушевлением вела кружок текущей политики на прядильной фабрике.
— Эх, Маринка, Маринка! Здорово ты насчет текущей политики загинаешь. Так по всему свету все и видишь, где что и что к чему. А осенью что
будет? — Она вопросительно положила руку на живот
Марины. — Бросишь нас. Всегда так: заведется ребенок — и бросает девчонка всякую работу.
Темка переселился из общежития к ней. Он помогал, в чем только мог и на что хватало времени.
Был к
Марине нежен и внимателен. Но — что скрывать? Неловко как-то
было ему, когда он теперь шел с нею по улице, и встречные, особенно женщины, быстрым и внимательным взглядом окидывали выпячивающийся живот
Марины. И как у ней походка изменилась!
Красива, собственно,
Марина никогда не
была: курносая, в частых веснушках весною, с невьющимися волосами, подстриженными а ля фокстрот.
Теперь он ясно видел, что о нем
Марина думает очень мало, а что все мысли ее, как компасная стрелка к полюсу, тянутся к тому, кто медленно рос и созревал внутри ее тела. Это
было как-то особенно обидно.
Неточные совпадения
«Мне тоже надо сделать выводы из моих наблюдений», — решил он и в свободное время начал перечитывать свои старые записки. Свободного времени
было достаточно, хотя дела
Марины постепенно расширялись, и почти всегда это
были странно однообразные дела: умирали какие-то вдовы, старые девы, бездетные торговцы, отказывая
Марине свое, иногда солидное, имущество.
Он злился. Его раздражало шумное оживление
Марины, и почему-то
была неприятна встреча с Туробоевым. Трудно
было признать, что именно вот этот человек с бескровным лицом и какими-то кричащими глазами — мальчик, который стоял перед Варавкой и звонким голосом говорил о любви своей к Лидии. Неприятен
был и бородатый студент.
Это
было приятно слышать, и Самгин тотчас же вернулся к
Марине.
За несколько недель он внимательно присмотрелся к ней и нашел, что единственно неприятное в ней — ее сходство с
Мариной,
быть может, только внешнее сходство, — такая же рослая, здоровая, стройная.
Самгин видел фигуру
Марины, напряженно пытался рассмотреть ее лицо, но оно
было стерто сумраком.