Неточные совпадения
Двоякою
природой религиозной веры — с одной стороны, ее интимно-индивидуальным характером, в силу которого она может быть пережита лишь в глубочайших недрах личного опыта, и, с другой стороны, пламенным ее стремлением к сверхличной кафоличности — установляется двойственное отношение и к религиозной эмпирии, к исторически-конкретным
формам религиозности.
Это уже фактически неверно, ибо она имеет только это же самое, а не иное содержание, лишь дает его в
форме мышления; она становится, таким образом, выше
формы веры; содержание остается тем же самым» (394). «Философия является теологией, поскольку она изображает примирение Бога с самим собой (sic!) и с
природой» (395).
Таким образом, Он есть и сущность сущего (όντότης των όντων), и
форма в
формах, как основа
форм (είδεάρχης), и мудрость мудрствующих, и вообще все во всем (απλώς τα πάντα πάντων); и не есть
природа, ибо выше всякой
природы, не есть сущий, ибо выше всего сущего; и не есть сущий и не имеет
формы, ибо есть выше
формы» [Ibid., 1176.].
Так же не существует божественная
природа ни как род, ни как
форма, ни как вид, ни как частность, ни как всеобщая или особенная сущность, но в то же время о ней нысказывается все это, ибо лишь от нее это получает способность существования.
Тварная
природа, по общему смыслу системы Беме, есть последняя, наиболее периферическая
форма откровения или божественного самопорождения.
Она всегда в себя все принимает, никогда, никаким образом никакой не усвояет
формы, подобной в нее входящему; ибо она по
природе есть вместилище (έκμαγεΐον), приводимое в движение и оформляемое от входящего, и благодаря ему представляется в разные времена по-разному» (50 Ь-с).
«Ее надо назвать всегда тожественною (ταυτόν), ибо она никогда не выступает из своей потенции (δυνάμεως); она всегда все принимает и никогда и никак никакой не усваивает
формы в уподоблении в нее входящему; ибо по
природе она для всего служит материалом (έκμαγεΐον), который получает движение и
формы от входящего и через него представляется в различные моменты различным» (Тимей, 50 Ь-с) [Ср. там же.
Ибо только
форма способна к рождению, а прочая
природа бесплодна» (XIX).
В мифологической
форме Платон здесь определяет
природу отношений между идеей и ее эмпирическим «становлением» как эротическое стремление, как алчбу и жажду пустоты к полноте, как зачинательную ее силу.
Поэты и художники одни лишь видят и знают эту космическую Афродиту, ее самолюбование, влюбленность
природы в свою идею, творения в свою
форму.
Когда такому келейно-общественному искусству противопоставляется идеал искусства «соборного», то при этом имеется в виду отнюдь не новая
форма эстетического коллективизма, или дальнейшая ступень социализации искусства, но совсем иное понимание его
природы и задач.
Разрыв мужского и женского начала, отличающий
природу власти и проявляющийся в ее жестком и насильническом характере, коренится в изначальном нарушении полового равновесия в человечестве, а вовсе не связан с той или иной частной
формой государственности, которая и вся-то вообще есть внешняя реакция на внутреннее зло в человеке.
Румор в предисловии к своим «Итальянским исследованиям» чрезвычайно перепутал все относящиеся сюда понятия: он хочет обличить ложность фальшивого идеализма в искусстве, стремящегося улучшать природу в ее чистых и постоянных формах; он справедливо говорит против подобного идеализма, что искусство не может переделывать неизменных
форм природы, которые даются ему природою необходимо и неизменно.
Неточные совпадения
— Совершенно ясно, что культура погибает, потому что люди привыкли жить за счет чужой силы и эта привычка насквозь проникла все классы, все отношения и действия людей. Я — понимаю: привычка эта возникла из желания человека облегчить труд, но она стала его второй
природой и уже не только приняла отвратительные
формы, но в корне подрывает глубокий смысл труда, его поэзию.
— А
природа? А красота
форм в
природе? Возьмите Геккеля, — победоносно кричал писатель, — в ответ ему поползли равнодушные слова:
«Нет, это не ограниченность в Тушине, — решал Райский, — это — красота души, ясная, великая! Это само благодушие
природы, ее лучшие силы, положенные прямо в готовые прочные
формы. Заслуга человека тут — почувствовать и удержать в себе эту красоту природной простоты и уметь достойно носить ее, то есть ценить ее, верить в нее, быть искренним, понимать прелесть правды и жить ею — следовательно, ни больше, ни меньше, как иметь сердце и дорожить этой силой, если не выше силы ума, то хоть наравне с нею.
Изменяется вид и
форма самой почвы, смягчается стужа, из земли извлекается теплота и растительность — словом, творится то же, что творится, по словам Гумбольдта, с материками и островами посредством тайных сил
природы.
Такую же ошибку делали, когда совершали революцию во имя
природы; ее можно делать только во имя духа,
природа же, т. е. присущий человеку инстинкт, создавала лишь новые
формы рабства.