Неточные совпадения
В замкнутом субъективизме, имманентизме и психологизме неповинна поэтому даже и эта религия, как бы ни было скудно ее положительное
учение о Боге [На это справедливо указывает Гартман, у которого вообще мы находим чрезвычайно отчетливую постановку проблемы религии в ее общей форме: он устанавливает, что «всякий объект
религиозной функции есть бог; бог есть не научное, но
религиозное понятие; наука может заниматься им, лишь поскольку она есть наука о религии.
Религиозный гений необходимо есть и великий молитвенник, и, в сущности, искусству молитвы только и учит вся христианская аскетика, имеющая высшей целью непрестанную («самодвижную») молитву, «молитву Иисусову» или «умное делание» [
Учением о молитве полны произведения церковной аскетики, в частности творения св. Макария Великого, Симеона Нового Богослова, Иоанна Лествичника, Исаака Сирина, Тихона Задонского, церковных писателей: еп.
Но такое
учение есть пантеистический имманентизм и
религиозный эволюционизм, который составляет первородный грех оккультизма.
Это маскируется благодаря бесспорной личной религиозности и
религиозному темпераменту Шлейермахера, который сам, несомненно,
религиознее своей философии, представляющей собой (подобно якобиевскому
учению о вере) просто pis aller [Вынужденная замена того, что является недоступным; неизбежное зло (фр.).], попытку спасти древнее благочестие от натиска рационализма и критицизма.
Для нас интересна здесь та сторона
учения Шлейермахера, в которой он наиболее оригинален, а таковой является его
религиозная гносеология чувства И над всеми его «Речами о религии» веет скептически-пантеистическим исповеданием Фауста: полуверой, полуневерием — под предлогом непознаваемости.
Теория Шлейермахера, выражаясь современным философским языком, есть воинствующий психологизм, ибо «чувство» утверждается здесь в его субъективно-психологическом значении, как сторона духа, по настойчиво повторяемому определению Шлейермахера (см. ниже), а вместе с тем здесь все время говорится о постижении Бога чувством, другими словами, ему приписывается значение гносеологическое, т. е.
религиозной интуиции [Только эта двойственность и неясность
учения Шлейермахера могла подать повод Франку истолковать «чувство» как
религиозную интуицию, а не «сторону» психики (предисл. XXIX–XXX) и тем онтологизировать психологизмы Шлейермахера, а представителя субъективизма и имманентизма изобразить пик глашатая «
религиозного реализма» (V).], а именно это-то смещение гносеологического и психологического и определяется теперь как психологизм.
Здесь мы имели в виду лишь отличить и противопоставить
учение о чувстве как основе религии
учению о вере, причем главное отличие первого мы видим в субъективности, бесформенности, аморфности
религиозного чувства, его алогичности, переходящей в антилогичность, в его адогматизме и
религиозной слепоте.
Однако эта противоречивость становится совершенно естественной, если понять кантовское
учение в его надлежащем смысле — не как философему, но как миф или
религиозное постижение, ибо в противоречивом с точки зрения спекулятивной философии определении трансцендентно-имманентного, Ding an sich, именно и выражается самое существо
религиозного переживания.
1:23.], как главная тема христианской проповеди, могла явиться только из полноты
религиозного откровения, как «миф» в положительном значении этого слова, и лишь в дальнейшем из этого зерна выросла система догматов
учения церкви.
И логическое место Божества в системе определяется общим характером данного философского
учения: сравните с этой точки зрения хотя бы систему Аристотеля с его
учением о божественной первопричине — перводвигателе, с не менее
религиозной по общему своему устремлению системой Спинозы, или сравните Канта, Шеллинга, Фихте, Гегеля в их
учениях о Боге.
В
религиозной философии
учение о Божестве как Трансцендентном получило выражение в так называемом «отрицательном богословии» (θεολογία. άποφατική, theologia negativa [Апофатическая (отрицательная) теология трактует Бога путем отрицания всех атрибутов; катафатическая (положительная) теология, Hanротивt приписывает Богу все положительные качества в абсолютной степени.]).
Настоящий исторический очерк не притязает на полноту, но ограничивается европейской
религиозной философией: в нем отсутствуют
учения буддийского Востока, столь богатые мотивами отрицательного богословия.
Адогматическая мистика, по
учению св. Максима, однако, никоим образом не исчерпывает
религиозного опыта.
Переведенное на
религиозный язык, т. е. на язык отрицательного богословия, кантовское
учение о вещи в себе, установляющее права веры («практического разума») и открывающее двери мистике, получает совершенно особенное значение.
Поэтому нужна величайшая сосредоточенность внимания именно при анализе
учения о божественном Ничто, ибо в этой изначальной интуиции предопределяется уже основной строй
религиозного мировоззрения.
Учение о происхождении мира вследствие эманации Абсолютного,
религиозный монизм, жертвует множественным или относительным в пользу Абсолютного, требует самоубийства относительного.
Но эта безусловность пророчеств ошибочно понимается иногда как некоторый фатум, обреченность (что и сказалось в
религиозном фатализме
учения о предопределении).
Она есть горний мир умопостигаемых, вечных идей, который открылся философскому и
религиозному созерцанию Платона, исповедавшего его в своем
учении, этом воистину софиесловии.
Эту черту, до известной степени, разделяет и языческий природный политеизм, представляющий собою, так сказать,
религиозную перифразу
учения о софийности мира и одушевленности всей твари.
Плотин пытался ответить на этот же вопрос тоже не спекулятивным, но религиозно-мистическим
учением о εν и эманации его лучей в материю: как бы ни относиться к
религиозной ценности такого построения, но философской убедительности и оно не имеет (хотя оно нередко и принималось за философское).
При свете христианской веры могут получать справедливую оценку те истины, которые наличествуют в догматических
учениях нехристианских религий, и те черты подлинного благочестия, которые присущи их культу. Но и для такого признания совсем не нужно стремиться во что бы то ни стало устроить какой-то
религиозный волапюк или установить междурелигиозное эсперанто.
Если эти идеи в марксизме приняли идейно убогий и отталкивающе вульгарный характер, то у Федорова они получили благородство и красоту благодаря высркому
религиозному пафосу его
учения.
Неточные совпадения
Религиозным является и
учение о скачке из царства необходимости в царство свободы.
Тем не менее, несмотря на почти совершенное отсутствие
религиозной подготовки, я помню, что когда я в первый раз прочитал Евангелие, то оно произвело на меня потрясающее действие. Но об этом я расскажу впоследствии, когда пойдет речь об
учении.
Тема о власти. Анархизм. Русское отношение к власти. Русская вольница. Раскол. Сектантство. Отношение интеллигенции к власти: у либералов, у славянофилов. Анархизм. Бакунин. Страсть к разрушению есть творческая страсть. Кропоткин.
Религиозный анархизм:
религиозный анархизм Л. Толстого.
Учение о непротивлении. Анархия и анархизм. Анархический элемент у Достоевского. Легенда о Великом Инквизиторе.
Религиозная тема.
Религиозный характер русской философии. Разница между богословием и
религиозной философией. Критика западного рационализма. Философские идеи Киреевского и Хомякова. Идея соборности. Владимир Соловьев. Эротика. Интуиция всеединства. Бытие и сущее. Идея богочеловечества.
Учение о Софии. «Смысл любви».
Религиозная философия Достоевского и Л. Толстого. Русская
религиозная мысль в духовных академиях. Архиепископ Иннокентий. Несмелов. Тареев.
Вот с этим Л. Толстой не мог примириться, и это делает ему великую честь, хотя бы его
религиозная философия была слабой и его
учение практически неосуществимым.