Вот важнейшее место, сюда относящееся: «если душа благодаря ускоренному уходу освобождается от тела, то она ни в каком отношении не терпит ущерба и познала
природу зла с тем, чтобы открылись заключенные в ней силы и обнаружились энергии творчества, которые оставались бы втуне при спокойном пребывании в бестелесном, ибо никогда не могли бы перейти в действие, и от души осталось бы скрытым, что она имеет» (Enn. IV, Lib. VIII, cap. 5).], а в неблагоприятном душа загрязняется и, для того чтобы освободиться от телесных оков, должна подвергнуться очистительному процессу, которым является многократное перевоплощение в различные тела.
Неточные совпадения
Богумилы отрицают христианский догмат троичности Бога, допускают дуализм добра и
зла, материи и духа, презирают телесную
природу человека, требуют строгого соблюдения безбрачия.]).
Если мир. возникает только в процессе удаления из абсолютного, его убыли, и лишь в этой убыли и состоит его собственная
природа, то, очевидно, миротворящее начало есть прогрессивно возрастающий минус абсолютного, или погружение его во
зло: отсюда получается неизбежный антикосмизм, и самого Плотина лишь эллинский дух да непоследовательность спасали от сатанинского вывода, формулированного Мефистофелем...
Столь же в бемовском духе развито и следующее объяснение мирового
зла и несовершенства из божественной полноты: «На вопрос, почему Бог не создал всех людей таким образом, чтобы они руководствовались одним только разумом, у меня нет другого ответа, кроме следующего: конечно, потому что у него было достаточно материала для сотворения всего, от самой высшей степени совершенства до самой низшей; или, прямее говоря, потому, что законы
природы его настолько обширны, что их было достаточно для произведения всего, что только может представить себе бесконечный ум» (ib., 62)134.].
Но раз возникнув,
зло, как и добро, становится многочастно, многообразно и многолико, оно существует уже и как космическое начало, —
зло в
природе, и как антропологическое, —
злая воля в человеке.
Посему не доискивайся
зла во вне, не представляй себе, что есть какая-то первородная
злая природа».
Будучи злы по
природе, они были бы вечно злы, между тем «
зло непостоянно», и «быть всегда неизменным (ταϋτόν) свойственно только добру» (IV, 23) [Ср. там же.
Если они злы не по
природе, а только по недостатку даров ангельских,
зло в них составляет «θυμός άλογος, ανους επιθυμία, φαντασία προπετής» [Безрассудный гнев, безумные желания, безудержное воображение (греч.).
Не злы и животные, и нет
зла во всей
природе, — оно лишь в том, что она не достигает своего совершенства (IV, 26) [Там же.
С. 54 (4.26, 728 С): «Но и в
природе, взятой как целое, также нет
зла».].
Если же говорят, что материя нужна для восполнения всего мира, то как же материя есть
зло?., и как могла бы она, будучи
злом, порождать и питать
природу»?***
Также и ограничение, отсутствие само по себе не может считаться причиной
зла, ибо полное отрицание уничтожает самую
природу бытия — добро, частичное же имеет силу не само, но по силе им отрицаемого добра.
«Итак, мыслимое по противоположности с добром по сущности не существует, так как что не существует само в себе, то не существует совсем: следовательно,
зло есть не бытие, а отрицание бытия. Мы понимаем
зло не как нечто самостоятельное в нашей
природе, но смотрим на него, как на отсутствие добра» [См. Несмелое, цит. соч. 407–410, 500.].
По определению св. Максима Исповедника, «
зло и не было и не будет самостоятельно существующим по собственной
природе, ибо оно и не имеет в сущем ровно никакой сущности, или
природы, или самостоятельного лика, или силы, или деятельности, и не есть ни качество, ни количество, ни отношение, ни место, ни время, ни положение, ни действие, ни движение, ни обладание, ни страдание, так чтобы естественно созерцалось в чем-либо из сущего, и вовсе не существует во всем этом по естественному усвоению; оно не есть ни начало, ни средина, ни конец».
Оно не может поэтому иметь самостоятельного значения, существуя исключительно насчет блага, «приставая и прилепляясь к его
природе»: ex bono oritur malum, пес fuit omnino unde oriri posset, nisi ex bono [
Зло происходит от добра, и ни от чего иного, как от добра возникнуть не может (лат.).] [De nupt. et concup.
Следовательно,
зло может существовать только до тех пор, пока существует бытие — благо, с уничтожением же блага — бытия должно уничтожиться и самое
зло: bona tarnen sine mails esse possint, mala vero sine bonis esse non possint, quoniam naturae in quibus sunt, in quantum naturae sunt, utique bonae sunt» [Благо все-таки без
зла существовать может,
зло же без блага не может существовать, ибо все существующее по самой
природе непременно есть благо (лат.).] [De civ. Dei, XI, 16.
То или иное понимание космического
зла и влияния первородного греха имеет бесконечную важность для учения о
природе нашего спасения, ибо в нем предрешается вопрос о Богоматери и боговоплощении.
Разрыв мужского и женского начала, отличающий
природу власти и проявляющийся в ее жестком и насильническом характере, коренится в изначальном нарушении полового равновесия в человечестве, а вовсе не связан с той или иной частной формой государственности, которая и вся-то вообще есть внешняя реакция на внутреннее
зло в человеке.
Если Слово Божие и говорит о «вечных мучениях», наряду с «вечной жизнью», то, конечно, не для того, чтобы приравнять ту и другую «вечность», — райского блаженства, как прямого предначертания Божия, положительно обоснованного в
природе мира, и адских мук, порождения силы
зла, небытия, субъективности, тварной свободы.
Неточные совпадения
Любившая раз тебя не может смотреть без некоторого презрения на прочих мужчин, не потому, чтоб ты был лучше их, о нет! но в твоей
природе есть что-то особенное, тебе одному свойственное, что-то гордое и таинственное; в твоем голосе, что бы ты ни говорил, есть власть непобедимая; никто не умеет так постоянно хотеть быть любимым; ни в ком
зло не бывает так привлекательно; ничей взор не обещает столько блаженства; никто не умеет лучше пользоваться своими преимуществами и никто не может быть так истинно несчастлив, как ты, потому что никто столько не старается уверить себя в противном.
Мне кажется, когда бы мне // Дала судьба обильные столь воды, // Я, украшеньем став
природы, // Не сделал курице бы
зла:
— Меня эти вопросы не задевают, я смотрю с иной стороны и вижу:
природа — бессмысленная,
злая свинья! Недавно я препарировал труп женщины, умершей от родов, — голубчик мой, если б ты видел, как она изорвана, искалечена! Подумай: рыба мечет икру, курица сносит яйцо безболезненно, а женщина родит в дьявольских муках. За что?
— В бога, требующего теодицеи, — не могу верить. Предпочитаю веровать в
природу, коя оправдания себе не требует, как доказано господином Дарвином. А господин Лейбниц, который пытался доказать, что-де бытие
зла совершенно совместимо с бытием божиим и что, дескать, совместимость эта тоже совершенно и неопровержимо доказуется книгой Иова, — господин Лейбниц — не более как чудачок немецкий. И прав не он, а Гейнрих Гейне, наименовав книгу Иова «Песнь песней скептицизма».
Ощупью жили бедные предки наши; не окрыляли и не сдерживали они своей воли, а потом наивно дивились или ужасались неудобству,
злу и допрашивались причин у немых, неясных иероглифов
природы.