Неточные совпадения
Т. 1. С. 140).], и, чтобы не подвергнуться очистительной и убийственной карме [Карма — букв.: «деяние», «поступок» — одно из главных понятий индийской философии, обозначающее в самом широком смысле совокупность всех человеческих поступков и их последствия в его последующих существованиях.] дальнейшего диалектического процесса, на который обречено отвлеченное от всякого содержания или окачествования
бытие у Гегеля, надо с самого же
начала спасти его от превращения в ничто определенным что.
Мысль первее нашего разума, «в
начале бе Слово», и хотя наш теперешний разум вовсе не есть нечто высшее и последнее, ибо он может и должен быть превзойден, но превзойти мысль уже невозможно — она есть онтологическое определение космического
бытия, соответствующее второй божественной ипостаси Логоса: «вся тем быша, и без него ничто же бысть, еже бысть» (Ио. 11:3).
Он есть
бытие, имеющее сущность и остающееся превыше сущности (ούσιοποιός καί ΰπερούσιος όντότης), имеющее мощь и остающееся превыше мощи, преисполнен всякой действенности и неисчерпаемости, словом, есть действенный источник всякой сущности, мощи, действенности,
начала, средины и конца.
«То, что подлинно есть благо по сущности своей, не есть ни
начало, ни цель, ни причина
бытия, и не имеет отношения к тому, что является источником движения к причине
бытия» [Migne, 90, col. 1177 (Diversa capita ad theologian! et oeconomiam spectantia deque virtute ac vitio, β).
Антиномия здесь подменяется диалектическим противоречием: в силу внутренней необходимости, диалектики самого абсолютного, некоей метафизической причинности выявляются последовательные звенья
бытия, и торжествует, таким образом,
начало непрерывной закономерности и соответствующей ему непрерывности в мышлении.
Исходя из своего религиозного монизма, для которого Божество есть лишь глубина
бытия, а не трансцендентное
начало, открывающееся миру, Эккегарт фактически устраняет откровение Божества в собственном смысле, заменяя его самооткровением твари («прорывом» чрез тварность); соответственно этому спиритуалистически истолковывается и евангельская история.
В вечной природе существуют две области и заключена возможность двух жизней: «огонь или дух», обнаруживающийся как «молния огня» на четвертой ступени, силою свободы (опять и свобода у Беме мыслится вне отношения к личности, имперсонали-стически, как одна из сил природы) определяет себя к божественному единству или кротости, и благодаря этому первые 4 стихии становятся или основой для царства радости, или же, устремляясь к множественности и самости, делаются жертвой адского
начала, причем каждое
начало по-своему индивидуализирует
бытие.
Абсолютное, не теряя абсолютности своей, полагает в себе относительное как самостоятельное
бытие — реальное, живое
начало.
Августин, который говорит: «Хотя мир духовный (ангелов) превыше времени, потому что, будучи сотворен прежде всего, предваряет и сотворение самого времени; несмотря, однако ж, на то, превыше его господствует вечность самого Творца, от Которого и он чрез сотворение получил свое
начало если не по времени, которого не было еще, то по условию
бытия своего.
Мир в своем женственном «
начале», ώρχή, BERESHIT (берешит [Берешит (bereschith) — букв.: «в
начале» — название первой книги Торы в еврейской Библии (по первому ее стиху), книга
Бытия.]), уже зарожден ранее того, как сотворен, но из этого семени Божьего, путем раскрытия в нем заложенного, создан мир из ничего.
От века я помазана, от
начала, прежде
бытия земли…
Собственная же природа мира, насколько он отличается от Софии, есть именно его ύλη (в аристотелевском смысле), ничто, вызванное к
бытию, но в себе не имеющее
бытия, причем
начало его
бытия есть София.
Здесь адское
начало вводится как принцип творения, который затем лишь обессиливается
началом света, т. е. уже чисто божественным принципом
бытия.
Нет, речь здесь идет о совершенном ничто, которое Бог призвал к
бытию, о той тьме, которая есть просто не-свет, а потому даже и не-тъма, ибо положительное понятие тьмы полагается лишь светом, так же как положительное
начало небытия полагается
бытием.
В
начале, т. е. в Софии, через Софию, на основании Софии, Софиею, сотворил Бог актом неизреченного и непостижимого во всемудрости и всемогуществе творчества, силу и природу коего мы ощущаем в каждом дыхании, в каждом миге своего
бытия, небо и землю.
Начало, т. е. Божественная София, в премирном своем существовании, пребывает трансцендентна миру с его неизбежным дуализмом неба и земли, идей и материи, но в то же время небо и земля создаются именно в
Начале, обосновываются в своем
бытии в сверхбытийной Софии.
Все это сотворено творческим словом Божиим, но уже не из ничего, а из земли, как постепенное раскрытие ее софийного содержания, ее идейной насыщенности [Св. Григорий Нисский развивает мысль о том, что в творении мира нужно различать два акта, — общее и частное творение, — «в
начале» и в течение шести дней, причем общее творение соответствует созданию в уконемеона-матери
бытия, а второе — выявление всего, находившегося в состоянии меональной аморфности.
В материализме, именно в той первоначальной его форме, которая носит название гилозоизма, неправильное философское выражение дается правильному чувствованию материи, как зачинающего и плодоносящего, окачествованного
начала, материализм есть смутный лепет о софийной насыщенности земли, и этим живым чувством земли («материи») он выгодно отличается от идеализма, для которого материя есть незаконнорожденное понятие о ничто, или трансцендентальная χώρα, или убыль
бытия, бытийный минус.
Вот почему проблема реальности внешнего мира представляет такой тяжелый крест для идеалистической философии, ибо эта реальность недоказуема мыслительными средствами, она только ощутима чувственностью, и в этом же состоит причина нерасторжимости логического и алогического
начал, столь характерной для всего
бытия.
Актуализация ничто полагает
начало тому множественному, хаотизированному
бытию, которое во всех других отношениях есть небытие.
Тварь поэтому не может с полной искренностью сказать себе: умри, ибо уже в самом акте утверждения к небытию она осуществляет себя как
бытие — живое и жизнеутверждающееся
начало.
Вместе с грехом в мир вошла и смерть, как
начало враждебное
бытию, его разрушающее.
Этому ничто Создателем указано положение темной основы, пассивного, послушного
начала, изнанки, а не лицевой стороны
бытия, но тварная свобода вольна вызвать к
бытию и небытие, актуализировать ничто, влить в него собственную жизнь.
Августином преимущественно в борьбе его с манихейством, исповедовавшим онтологическую самобытность зла как второго
начала мирового
бытия.
Иначе это есть отъединившееся мужское
начало, которое хочет порождать из себя без женского, вопреки женскому, и в этой разлученности основных стихий
бытия находило для себя опору.
Люди узнают, что истинное
бытие принадлежит в человеке только Христову
началу.
История непосредственно примыкает этим к райскому
началу человеческого
бытия, и постольку она остается неподвластна влиянию первородного греха; от него зависит способ и обстановка осуществления исторической задачи, но не самая задача.
Неточные совпадения
— Менее всего, дорогой и уважаемый, менее всего в наши дни уместна мистика сказок, как бы красивы ни были сказки. Разрешите напомнить вам, что с января Государственная дума решительно
начала критику действий правительства, — действий, совершенно недопустимых в трагические дни нашей борьбы с врагом, сила коего грозит нашему национальному
бытию, да, именно так!
Ужинали миролюбиво, восхищаясь вкусом сига и огромной индейки, сравнивали гастрономические богатства Милютиных лавок с богатствами Охотного ряда, и все, кроме Ореховой, согласились, что в Москве едят лучше, разнообразней. Краснов, сидя против Ногайцева,
начал было говорить о том, что непрерывный рост разума людей расширяет их вкус к земным благам и тем самым увеличивает количество страданий, отнюдь не способствуя углублению смысла
бытия.
— «Внутренняя жизнь личности есть единственно творческая сила человеческого
бытия, и она, а не самодовлеющие
начала политического порядка является единственно прочным базисом для всякого общественного строительства».
Но вдруг на него находило — и он вдруг
начинал сомневаться в
бытии Божием и говорил удивительные вещи, явно вызывая меня на ответ.
Кто написал гениальную хулу на Христа «об Иисусе Сладчайшем и о горьких плодах мира», кто почувствовал темное
начало в Христе, источник смерти и небытия, истребление жизни, и противопоставил «демонической» христианской религии светлую религию рождения, божественное язычество, утверждение жизни и
бытия?