Неточные совпадения
Пример подобного отношения являет тот же
Кант, который в число своих систематически распланированных критик, по
мысли его, имеющих обследовать все основные направления и исчерпать все содержание сознания, не включил, однако, особой «критики силы религиозного суждения», между тем как известно, что трансцендентальная характеристика религии запрятана у него во все три его критики [Нам могут возразить, что таковая четвертая критика у
Канта в действительности имеется, это именно трактат «Die Religion innerhalb der blossen Vernunft» (написанный в 1793 году, т. е. уже после всех критик), в наибольшей степени дающий ему право на титул «философа протестантизма».
Согласно основной
мысли Ричля, к области религии принадлежат только «ценности», установляемые «суждениями о ценности», причем этот религиозный прагматизм соединяется с весьма скептическим отношением к догмату, почитая его «метафизикой», воспрещенной
Кантом.
Учение
Канта о «разумной вере» страдает половинчатостью, это полувера-полуразум: хотя ею переступается область познаваемого разумом, но в то же время разум не хочет отказаться от своего господства и контроля и в этой чуждой ему области [Для противоречивости и двойственности идей
Канта в вопросе о вере характерна глава «Критики практического разума» под заглавием: «Каким образом возможно
мыслить расширение чистого разума в практическом отношении, не расширяя при этом его познания как разума спекулятивного?» Здесь «теоретическое познание чистого разума еще не получает прироста.
Вообще при сведении существа религии к нравственности, которое столь обычно в рационалистическом уклоне религиозной
мысли (
Кант, Фихте, Л. Толстой и др.), игнорируется собственная природа религии.
Заслуга
Канта не в том, что он заметил эту антиномичность, ибо с ней философская
мысль, в сущности, имеет дело с тех пор, как себя помнит, но в том, что он ее так остро осознал.
Еще менее, однако, можно
мыслить пространственность и временность вслед за
Кантом, идеалистически, как форму восприятия, якобы вовсе не существующую для вещи в себе.
Основная тема моя была в том, как дальше развить и вместе с тем преодолеть
мысль Канта, пытаясь оправдать возможность познания первореальности до рационализации, до обработки сознанием.
В самом деле, самобытный характер XIX века обозначился с первых лет его. Он начался полным развитием наполеоновской эпохи; его встретили песнопения Гёте и Шиллера, могучая
мысль Канта и Фихте. Полный памяти о событиях десяти последних лет, полный предчувствий и вопросов, он не мог шутить, как его предшественник. Шиллер в колыбельной песне ему напоминал трагическую судьбу его.
Неточные совпадения
Критика
Канта разрывает с такого рода объективизмом и видит истину в соответствии разума с самим собой, она определяется отношением к законам разума и согласованием
мыслей между собой.
«Разве она и теперь не самая свободная страна в мире, разве ее язык — не лучший язык, ее литература — не лучшая литература, разве ее силлабический стих не звучнее греческого гексаметра?» К тому же ее всемирный гений усвоивает себе и
мысль, и творение всех времен и стран: «Шекспир и
Кант, Гете и Гегель — разве не сделались своими во Франции?» И еще больше: Прудон забыл, что она их исправила и одела, как помещики одевают мужиков, когда их берут во двор.
Я, в сущности, всегда мог понять
Канта или Гегеля, лишь раскрыв в самом себе тот же мир
мысли, что и у
Канта или Гегеля.
Может быть, некоторые
мысли Дунса Скота, более всего Я. Бёме и
Канта, отчасти Мен де Бирана и, конечно, Достоевского как метафизика я считаю предшествующими своей
мысли, своей философии свободы.
Но такой тип
мысли можно вывести из Я. Бёме, из
Канта.