Неточные совпадения
Знание строго монистично, — в его пределах, которые суть в то же время и пределы имманентного, гносеологически нет
места вере, она не
имеет здесь себе онтологического основания.
На первое
место здесь следует поставить иконографию; помимо религиозного значения иконы, как таковой, этого мифа-вещи, в которой эмпирическая вещность таинственно соединяется с трансцендентной сущностью, она всегда
имеет вполне определенное содержание, это есть мифология в красках, камне или мраморе.
Если в разуме мы
имеем непосредственно Бога, то «разум есть то
место в духе, где Бог открывается человеку» (24) [Ср. там же.
Учение Платона об идеях, вершиной которых является идея Блага, само Божество, необходимо
имеет два аспекта, вверх и вниз: идеи
имеют самосущее бытие в «умном
месте», представляя собой нечто трансцендентное мировому бытию, как быванию, но они же его собой обосновывают, бытие причастно им, а они бытию, между двумя мирами существует неразрывная связь — причины и следствия, основы и произведения, эроса и его предмета и т. д.
Это есть основание, почему другое
имеет твердую опору чрез него, достигая существования и получая
место, на которое оно должно быть поставлено по ряду…
Одно ограничено, другое не
имеет границ; одно объемлется своей мерой, как того восхотела Премудрость Создателя, другое не знает меры; одно связано некоторым протяжением расстояния, замкнуто
местом и временем, другое выше всякого понятия о расстоянии: сколько бы кто ни напрягал ума, столько же оно избегает любознательности» [Опров.
Особой оригинальности или философской ясности суждения автора «Изложения православной веры» не
имеют, сравнительно с учениями св. Дионисия Ареопагита и Максима Исповедника, однако высокий вероучительный авторитет этого произведения заставляет с особенным вниманием относиться к его идеям, в частности и по вопросу об «апофатическом» богословии. Приведенные суждения даже текстуально близки к соответственным
местам из сочинений Ареопагита, святых Максима, Василия Великого и др.
Он не
имеет ни основания, ни начала, ни
места и не обладает ничем, кроме себя.
Он не есть равен или подобен какой-либо вещи и не
имеет особого
места, где обитает» [Ibid., II, 32.
Личность есть дух лишь как конечный, ибо только таковой в качестве предпосылки
имеет телесность, от которой он должен отличать себя как дух, отстаивая свою духовность; абсолютный же дух, в котором нет
места такому различению, не может разумным образом определяться как личность.
«Если бы держал Он когда-либо в себе совет, каким образом открыться, то Его откровение не было бы от вечности, вне чувства и
места, стало быть, и тот совет должен был бы
иметь начало и стать причиной в Божестве, ради которой Бог совещался в Троице Своей, должны бы быть, следовательно, в Боге мысли, которые явились Ему как бы в виде образов, когда Он хотел идти навстречу вещам.
Наконец, материя определяется еще как род пространства (το της χώρας), не приемлющий разрушения, дающий
место всему, что
имеет рождение, само же, недоступное чувствам, уловляется некиим поддельным суждением, трудно вероятное» (52 а-b).
В утверждении софийности понятий лежит коренная ложь учения Гегеля, с этой стороны представляющего искажение платонизма, его reductio ad absurdum [Приведение к нелепости (лат.).], и «мудрость века сего» [Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом (1 Кор. 3:19).], выдающего за Софию (сам Гегель, впрочем, говорит даже не о Софии, понятию которой вообще нет
места в его системе, но прямо о Логосе, однако для интересующего нас сейчас вопроса это различие не
имеет значения).
Т. 1. С. 101).], философ вступает уже в τόπος νοητός [Букв.: умное
место (греч.); область идей у Платона.], царство подлинных идей, «Матерей», но для этого гегелевского соблазна надо поистине
иметь и некоторую софийную слепоту.
Но рядом с этим мир
имеет и низшую «подставку» — υποδοχή [Более точный перевод: подоснова, «субстрат» (греч.).], которая есть «
место» распавшейся, актуализированной множественности, находящей свое единство лишь во временно-пространственном процессе, в становлении, бытии-небытии; слои бытия переложены здесь слоями небытия, и бытие находится в нерасторжимом, как свет и тень, союзе с небытием.
С одной стороны, оно есть ничто, небытие, но, с другой — оно же есть основа этого становящегося мира, начало множественности или метафизическое (а затем и трансцендентальное)
место этого мира, и в этом именно смысле Платон и определяет материю как «род пространства (το της χώρας), не принимающий разрушения, дающий
место всему, что
имеет рождение» (52 а) [Ср. там же. С. 493.].
Она не
имеет меры и величины, но лишь способность давать им
место (XI), потому есть лишь призрачная мера (φάντασμα του όγκου).
Поэтому здесь
места нет и отрицательной индивидуальности, зато
имеют силу все principia individuationis в положительном смысле, как самобытные начала бытия, лучи в спектре софийной плеромы.
Вот важнейшее
место, сюда относящееся: «если душа благодаря ускоренному уходу освобождается от тела, то она ни в каком отношении не терпит ущерба и познала природу зла с тем, чтобы открылись заключенные в ней силы и обнаружились энергии творчества, которые оставались бы втуне при спокойном пребывании в бестелесном, ибо никогда не могли бы перейти в действие, и от души осталось бы скрытым, что она
имеет» (Enn. IV, Lib. VIII, cap. 5).], а в неблагоприятном душа загрязняется и, для того чтобы освободиться от телесных оков, должна подвергнуться очистительному процессу, которым является многократное перевоплощение в различные тела.
По определению св. Максима Исповедника, «зло и не было и не будет самостоятельно существующим по собственной природе, ибо оно и не
имеет в сущем ровно никакой сущности, или природы, или самостоятельного лика, или силы, или деятельности, и не есть ни качество, ни количество, ни отношение, ни
место, ни время, ни положение, ни действие, ни движение, ни обладание, ни страдание, так чтобы естественно созерцалось в чем-либо из сущего, и вовсе не существует во всем этом по естественному усвоению; оно не есть ни начало, ни средина, ни конец».
Т. 1. С. 43).], принадлежит центральное
место в космологии еврейской Каббалы, согласно которой весь мир
имеет его образ, есть антропокосмос [В одной из древних литургий человек характерно называется κόσμου κόσμος».].
Однако по природе своей, по своему иерархическому
месту в творении, в мире, человек
имеет преимущество пред ангелами, ему в большей степени принадлежит полнота образа Божия.
Неточные совпадения
Стародум(приметя всех смятение). Что это значит? (К Софье.) Софьюшка, друг мой, и ты мне кажешься в смущении? Неужель мое намерение тебя огорчило? Я заступаю
место отца твоего. Поверь мне, что я знаю его права. Они нейдут далее, как отвращать несчастную склонность дочери, а выбор достойного человека зависит совершенно от ее сердца. Будь спокойна, друг мой! Твой муж, тебя достойный, кто б он ни был, будет
иметь во мне истинного друга. Поди за кого хочешь.
Строился новый город на новом
месте, но одновременно с ним выползало на свет что-то иное, чему еще не было в то время придумано названия и что лишь в позднейшее время сделалось известным под довольно определенным названием"дурных страстей"и"неблагонадежных элементов". Неправильно было бы, впрочем, полагать, что это"иное"появилось тогда в первый раз; нет, оно уже
имело свою историю…
— Проповедник, — говорил он, — обязан
иметь сердце сокрушенно и, следственно, главу слегка наклоненную набок. Глас не лаятельный, но томный, как бы воздыхающий. Руками не неистовствовать, но, утвердив первоначально правую руку близ сердца (сего истинного источника всех воздыханий), постепенно оную отодвигать в пространство, а потом вспять к тому же источнику обращать. В патетических
местах не выкрикивать и ненужных слов от себя не сочинять, но токмо воздыхать громчае.
Что предположение о конституциях представляло не более как слух, лишенный твердого основания, — это доказывается, во-первых, новейшими исследованиями по сему предмету, а во-вторых, тем, что на
место Негодяева градоначальником был назначен «черкашенин» Микаладзе, который о конституциях едва ли
имел понятие более ясное, нежели Негодяев.
Степан Аркадьич вращался в Москве в тех кругах, где введено было это слово, считался там чее́тным человеком и потому
имел более, чем другие, прав на это
место.