Итак, в религиозном переживании дано — и в этом есть самое его существо — непосредственное касание мирам иным, ощущение высшей, божественной реальности, дано чувство Бога, притом не вообще, in abstracto, но именно для
данного человека; человек в себе и чрез себя обретает новый мир, пред которым трепещет от страха, радости, любви, стыда, покаяния.
Неточные совпадения
Мысль рождается не из пустоты самопорождения, ибо
человек не Бог и ничего сотворить не может, она рефлектируется из массы переживаний, из опыта, который есть отнюдь не свободно полагаемый, но принудительно
данный объект мысли [Эту мысль С. Н. Булгаков впоследствии развил в своей работе «Трагедия философии» (1920–1921), о которой писал в предисловии: «Внутренняя тема ее — общая и с более ранними моими работами (в частности, «Свет невечерний») — о природе отношений между философией и религией, или о религиозно-интуитивных отношенях между философией и религией, или о религиозно-интуитивных основах всякого философствования.
При
данном состоянии мира и
человека мировая душа действует как внешняя закономерность космической жизни, с принудительностью физического закона [Эту софийность души мира, или общую закономерность всего сущего, стремится постигать и так называемый оккультизм, притязающий научить не внешнему, но внутреннему «духовному» восприятию сил природы.
В тотемизме, столь распространенном в истории, проявляется та же интуиция всеживотности
человека, причем, избирая определенное животное своим тотемом и изображая его на своем гербе или знамени,
данное племя выражает этим чувство нарочитой связи с ним, особенной подчеркнутости этого свойства в своем характере.
Эта ипостасность дробится и множится, как бы повторяемая в зеркальных отражениях, и для
данного случая можно, пожалуй, согласиться с Фейербахом, что
человек творил богов по собственному своему богоносному образу (хотя это и не значит, чтобы он их сочинял).
Жертва покаяния и искупления греха, приносимая
человеком, имеет заместительное значение, она приносится от
данного лица или общины как возмещение за их грехи.
Суд никого не уничтожает, обрекая на обращение в изначальное ничто, ибо образ Божий неистребим и бессмертен, но он показывает каждому его самого в истинном свете, в цельности его образа,
данного от природы и воссозданного свободой, и благодаря этому прозрению, видя в себе черты ложности,
человек страдает, испытывая «адские» мучения.
— Вот где мертвечина и есть, что из природного влечения делают правила и сковывают себя по рукам и ногам. Любовь — счастье,
данное человеку природой… Это мое мнение…
Он раздумывал над тем, куда положить всю эту силу молодости, только раз в жизни бывающую в человеке, — на искусство ли, на науку ли, на любовь ли к женщине, или на практическую деятельность, — не силу ума, сердца, образования, а тот неповторяющийся порыв, ту на один раз
данную человеку власть сделать из себя всё, чтò он хочет, и как ему кажется, и из всего мира всё, чтò ему хочется.
Неточные совпадения
Алексей Александрович с партией
людей, видевших опасность такого революционного отношения к бумагам, продолжал поддерживать
данные, выработанные ревизионною комиссией.
Он знал это несомненно, как знают это всегда молодые
люди, так называемые женихи, хотя никогда никому не решился бы сказать этого, и знал тоже и то, что, несмотря на то, что он хотел жениться, несмотря на то, что по всем
данным эта весьма привлекательная девушка должна была быть прекрасною женой, он так же мало мог жениться на ней, даже еслиб он и не был влюблен в Кити Щербацкую, как улететь на небо.
— Как попали! Как попали? — вскричал Разумихин, — и неужели ты, доктор, ты, который прежде всего
человека изучать обязан и имеешь случай, скорей всякого другого, натуру человеческую изучить, — неужели ты не видишь, по всем этим
данным, что это за натура этот Николай? Неужели не видишь, с первого же разу, что все, что он показал при допросах, святейшая правда есть? Точнехонько так и попали в руки, как он показал. Наступил на коробку и поднял!
Обнаженное лицо его совершенно утратило черту, придававшую ему сходство со множеством тех суздальских лиц, которые, сливаясь в единое лицо, создают образ неискоренимого,
данного навсегда русского
человека.
Это были
люди, ограниченные определенной системой фраз, их возглавлял Кутузов, и заранее можно было знать, что́ каждый из них скажет по тому или иному
данному поводу.