Контористы, иные с модным пробором, иные под гребенку, все в хорошо сшитых сюртуках и визитках, мелькают за конторками:
то встанут с огромной книгой и перебегают с места на место, то точно ныряют, только головы их видны на несколько секунд.
Неточные совпадения
— Идея прекрасная, Сергей Степанович! — выговорил он и
встал со стаканом в руке. Глаза его обежали и светелку с видом на пестрый ковер крыш и церковных глав, и
то, что стояло на столе, и своего собеседника, и себя самого, насколько он мог видеть себя. — У вас есть инициатива! — уже горячее воскликнул он и поднял стакан, приблизив его к Калакуцкому.
Иной раз, не
вставая, в постели пролеживали до сумерек с каким-нибудь английским
томом по психологии или этнографии.
В своей спальне, с балдахином кровати, обитым голубым стеганым атласом, Анна Серафимовна очень скоро разделась, с полчаса почитала
ту статью, о которой спрашивал ее Ермил Фомич, и задула свечу в половине одиннадцатого, рассчитывая
встать пораньше. Она никогда не запирала дверей.
Если бы она
встала,
то оказалась бы ростом выше среднего.
Те честные, тихие; сидит Фифина до глубокой ночи, бабушка
встает с огнем и тоже вяжет…
И с
тех пор, когда ей минуло семнадцать лет и позднее, она не могла думать о любви, чтобы перед ней не
встала сцена юнкера с ее матерью и все восторги Елены Никифоровны от итальянских певцов, скрипачей и наездников.
Она ничего дурного не рассказывает знакомым про мать. Не могла она ее ни любить, ни уважать! И это уже немалое горе. Ей жаль было этой женщины. Она смотрела на нее, как на «Богом убитую», ходила за ней, хотела с ней делиться, когда
встанет на свои ноги, будет зарабатывать. Ее смущало еще сегодня утром
то, что она хочет оставлять ее по целым часам на попечение компаньонки.
Палтусов
встал и прошелся по гостиной. Он приехал на просительную записку генерала.
Тот писал ему, что возлагает на него особую надежду. Сначала Палтусов не хотел ехать… Долгушин, наверно, будет денег просить. Денег он не даст и никогда не давал. Заехал так, из жалости, по дороге пришлось. Не любит он его рожи, его тона, всей его болтовни.
Он
встал, наклонил голову, улыбнулся Анне Серафимовне и показал ей, что ему хочется с ней поговорить. Она поняла и что-то сказала Любаше.
Та кивнула головой и вскочила с места. Ее широкие плечи, руки, размашистые манеры забавляли Палтусова.
Вот Сеня Рубцов и
тот прямо говорит:"Скиньте вы с себя это каторжное ярмо!"Она
встала, сняла пальто и шляпу, начала стягивать перчатки, потом поправила волосы перед зеркалом.
"Не
встану, — говорит про себя больная, — нечего и волноваться". И минутами точно приятно ей, что другие боятся смерти, а она — нет… Заново жить?.. Какая сладость! За границей она — ничего. Здесь опостылело ей все… Один человек есть стоящий, да и
тот не любит…
Когда умолкла вся утренняя суета, Палтусов заглянул в опустелую канцелярию. У одного из столов сидел худой блондин, прилично одетый, вежливо ему поклонился,
встал и подошел к нему. Он сам сказал Палтусову, что содержится в
том же частном доме; но пристав предоставил ему письменные занятия, и ему случается, за отсутствием квартального или околоточного, распоряжаться.
— Вы одни во всей Москве-с… человек с понятием. Помню я превосходно один наш разговор… у меня в кабинете. С
той самой поры, можно сказать, я и
встал на собственные ноги… три месяца трудился я… да-с… три месяца, а вы как бы изволили думать… вот сейчас…
Авдотья Романовна то садилась к столу и внимательно вслушивалась,
то вставала опять и начинала ходить, по обыкновению своему, из угла в угол, скрестив руки, сжав губы, изредка делая свой вопрос, не прерывая ходьбы, задумываясь.
Неточные совпадения
И
встань и сядь с приметою, // Не
то свекровь обидится;
Правдин. Лишь только из-за стола
встали, и я, подошед к окну, увидел вашу карету,
то, не сказав никому, выбежал к вам навстречу обнять вас от всего сердца. Мое к вам душевное почтение…
Он спал на голой земле и только в сильные морозы позволял себе укрыться на пожарном сеновале; вместо подушки клал под головы́ камень;
вставал с зарею, надевал вицмундир и тотчас же бил в барабан; курил махорку до такой степени вонючую, что даже полицейские солдаты и
те краснели, когда до обоняния их доходил запах ее; ел лошадиное мясо и свободно пережевывал воловьи жилы.
Председатель
вставал с места и начинал корчиться; примеру его следовали другие; потом мало-помалу все начинали скакать, кружиться, петь и кричать и производили эти неистовства до
тех пор, покуда, совершенно измученные, не падали ниц.
Тогда бригадир
встал перед миром на колени и начал каяться. ("И было
то покаяние его а́спидово", [Аспид (греч.) — легендарный змей;"а́спидово покаяние" — ложное, коварное покаяние.] — опять предваряет события летописец.)