— Все должно прийти само собой, — продолжал он еще горячее. — Я на своем веку довольно
марал бумаги. Но как я сделался писателем? Приехал я в деревню. Предо мной природа. Не любить ее нельзя. Кругом живые люди. Стал я их полегоньку описывать. Так, попросту, без затей: как живут, как говорят, как любят. Все, что покрасивее, поцветнее, пооригинальнее, то, разумеется, и шло на бумагу. А больше у меня никакой и заботы не было.
Охота у него большая, и я знаю, что он скоро начнет
марать бумагу, но я буду держать его на вожжах, как можно дольше: чем позже начнет сочинять мой Телемак, тем лучше.
Неточные совпадения
— Ты хорошо делала, что принуждала его
бумагу марать! разве у него есть талант?
Обхождение Мосея Мосеича, его приветливость и внимание заронили в душу Брагина луч надежды: авось и его дельце выгорит… Да просто сказать, не захочет
марать рук об него этот Мосей Мосеич. Что ему эти двенадцать кабаков — плюнуть да растереть. Наверно, это все Головинский наврал про Жареного. Когда они вернулись в кабинет, Брагин подробно рассказал свое дело. Жареный слушал его внимательно и что-то чертил карандашом на листе
бумаги.
Курослепов. Вот еще, нужно очень бумагу-то
марать. Вели свести его в арестантскую, заместо Васьки отдадим в солдаты, и шабаш.
Глумов (вставая). Да не
марайте же
бумагу!
Глумов (Курчаеву). Не
марайте, пожалуйста,
бумагу!