Темное солнце в её руках

Екатерина Лоринова, 2020

Он жил спокойной жизнью эльфийского принца. Как и все, поклонялся Солнцу и не знал, что с младенчества носит иллюзию. Он пил лекарство и не подозревал, что это – кровь. Его семья, повинная в проклятии, всеми силами хранила тайну от него самого. Возможно, он бы никогда не понял, кем является. Но… Она видела страшные сны и не знала, что они пророческие. Она – дочь егеря, в дом которого он однажды постучался.

Глава 14. Ленсар

Дни летели, как виверны на скачках, а я при всем при этом чувствовал себя выброшенным на обочину. Только привычный распорядок — тренировки и уроки с домашними учителями, коими загрузил отец до самого вечера (не иначе, чтобы на глупости времени не оставалось) позволял удерживаться на поверхности рассудка.

Фел больше не сбегал на свидания к Милораде, или, по крайней мере, молчал об этом, а мать больше не навещала таинственную могилу. Чувства, обострившиеся с кровью, тоже вернулись на свой привычный уровень — и вроде бы пора успокоиться, но я не мог.

Поэтому, когда вернулся дед, я поспешил к нему в кабинет.

На самом деле, Сэмверан был нашим прадедом и приходился дедом матери, но к нему репеем прицепилось простое прозвище «дед».

Выглядел бывший кузнец бодро — среднего роста, коренастый и до сих пор способный гнуть подковы голыми руками. Конечно, не нашими молитвами. Когда-то очень давно он был влюблен в эльфийку, которая, погибая, отдала ему свою вечность.¹¹ История, припорошенная пылью столетий. Во дворце об этом знали немногие, а кто знал, старался не вспоминать, тем более уже больше двадцати лет Сэм состоял в счастливом браке с Корой Вейден, сестрой моего лекаря. У них подрастала дочь Нерезза, которую я запомнил пятилетней девчонкой, она обучалась кузнечной артефакторике где-то в отдаленном ордене. Скорее всего, дед с Корой ездили навещать ее.

— Ленсар, — Сэм распахнул объятия и прижал к восхитительно пахнущей кожаной куртке. У него были свои представления о дворцовом этикете — и мне всегда казалось, что он не изменит привычкам, даже если сядет на императорский трон, — мальчик мой! — мои ребра затрещали, — получается присматривать за братом?

Понятно, намек на Большие Лопухи.

— Ты все знаешь, — пожал плечами, стараясь улыбаться не слишком грустно.

— Зайдем, не стой на пороге.

Тяжелые створки сомкнулись, отрезая нас от белокаменного коридора со стражниками.

— Тяжело пришлось? — он не спрашивал, утверждал, — надеюсь, ты побалуешь старика историями из первых уст?

Да, я знал, что он любил их записывать. Наверное, именно от него ко мне передалась дурная привычка марать бумагу.

— Разве Фел тебе еще не рассказал? — вопрос был с подвохом. Я внутренне боялся, что братец и здесь меня обойдет.

— Нет, и, Ленс… Не злись на него. Он не виноват в том, что всего лишь мальчишка.

— Он мой старший брат! Дофин! — терпение прорвало, как шаткую плотину, — это он должен подавать пример, усмирять и воспитывать. А не я!

— Ты умнее своих сверстников, Ленс, разве ты этого не замечал? — дед потихоньку открыл хранилище вин и извлек бутылку с эльфийским, — вот и веди себя соответственно.

Мало-помалу за бокалом изысканного вина Сэму удалось меня расслабить… и разговорить. Мы даже смеялись, когда я пересказывал случай с «эльфийскими пирожками».

— Ленс, тебе уже хватит, — а я бы не сказал, что пьян. После рокового вечера с Милой во мне изменилось слишком многое, и пьянеть я тоже стал медленней, чем обычно. Хотя эльфийское вино коварно. Вот ты сидишь и все бы ничего, но вдруг встаешь — и ноги тебя не держат. Надеюсь, до последнего не дойдет.

— Скажи, Сэм, — я разом опрокинул в себя полкубка, — кто такой Робин Мастерс?

— Что? Что ты сказал?! — казалось, с деда разом слетел весь хмель. И веселость.

— Робин Мастерс, — реакция меня и пугала, и забавляла. Должно быть, все дело в вине.

— Откуда ты слышал это имя? — Сэмверан сложил могучие руки перед собой.

— Это важно?

— Реши для себя. Если важно — то скажешь и получишь ответ.

— Хорошо. Я случайно увидел, как матушка ходила на могилу… этого человека. Я читал гравировку.

— Ты плохо учился, правнук.

— Прости? — и причем тут моя учеба. Или дед хочет перевести тему?

— Немногие хорошие книги уточняют, что ваша с Феликсом мать носила фамилию Мастерс, — все-таки самые мрачные подозрения оправдались, — Робин Мастерс — друг детства, одногрупник в школе укрощения, один из знаменитой «четверки». Твоя мать — замечательная погонщица.

— И они… любили друг друга? — в горле отчаянно пересохло, я потянулся за бутылкой, а дед не стал останавливать.

— Роб любил мою девочку, да, — немного подумав, дед плеснул и себе, — ее же единственной любовью, которая сняла проклятие со всего эльфийского рода, была любовь к императору Феликсу.

Что-то мне почудилось в этих словах странное — но, возможно, снова вмешалось вино.

И, конечно, я помнил о снятии проклятия — до истории Феликса и Сайероны снарры не могли сочетаться браком со смертными. Или, впрочем, смогли бы, но их избранник прожил бы обычную жизнь, невыносимо короткую по сравнению с эльфийской вечностью.

— Так что не бери дурного в голову, мой мальчик, — Сэм хлопнул по плечу, чуть не вдавив в стол.

— Но она так горевала у могилы…

— А разве нельзя горевать об ушедших друзьях?

Конечно, дед снова был прав, но какая-то мелочь все равно не давала покоя. Не позволяла целиком забыть и отпустить. Внезапно перед глазами расступился кустарник, скрывавший статую юноши, и в голове отчетливо послышался голос матери. «Я боюсь за Ленса».

— Друзья или нет, но они были очень близки. Отец опечалится, если узнает.

— Ваш отец мудр, и неужели ты думал, что хоть один тайный ход можно удержать в секрете от императора?

— Ты тоже знаешь про ход… — я почувствовал себя ни много ни мало дураком.

— Молю Солнце, чтобы ты, мой мальчик, никогда не познал утраты друзей, близких тебе. Постарайся не привязываться к смертным, разделить вечность ты сможешь лишь раз.

— На всех друзей не хватит, — невесело улыбнулся я, отчего—то вспоминая Милораду. А если… а если у нас бы все получилось… когда-нибудь… Возможно, тогда, разделив с ней поровну снартарийское долголетие, я бы мог дать ей тем самым иммунитет от своего проклятия? Ведь можно же, правда, просто пить кровь каждые две декады, соблюдать режим приема «лекарства», и жить… как раньше? Я ведь жил как-то все эти годы и был счастлив.

Хм, а мать с отцом и правда знали, как лучше. И теперь мне стоит последовать их примеру. Молчать, не тревожить понапрасну.

— Не печалься, правнук. Все будет хорошо. Службы твоего отца уже доносят радостную весть, что в столице отметилась будущая Верховная.

— Ты про тот глупый отбор? — на моей памяти еще ни одно испытание младших жриц не принесло результата.

— Глупый-то может и глупый, но во дворец пришло анонимное письмо. Неизвестный указал местоположение беглого каторжника — ровно там, где за ним присматривали законники.

— Возможно, подшутил кто-то из своих, — поверить в то, что наконец появится Верховная Жрица, было чересчур хорошо.

— Или нет. Так или иначе, на все воля Солнца.

Разговор с дедом расставил мысли по местам. Успокоил бушующее море внутри меня — даже на миг подумалось, что задействована некая магия, но я быстро отмел нелепое предположение. Просто так повелось с детства — мать, отец да прадед всегда были оплотом моего спокойствия. Нашего с Фелом, да и всей империи.

Конечно, до сих пор замурованным пленником стучалась мысль, что стоило рассказать все. Хотя бы Сэму, но я гнал ее прочь. Он все равно расскажет отцу, а значит, когда-нибудь узнает и мать… Нет, нет и нет!

А Фелу и вовсе глупо доверять подобную тайну. Только Милорада знала, но общение с ней теперь под запретом, если не хочу ей навредить, а больше и некому… выговориться. Жрицы сдадут отцу, не раздумывая и не оглядываясь на обет. Клятва перед императором всегда выше.

Но до чего же сложно нести тайну в одиночку! Конечно, со временем привыкаешь, а порой это даже приятно будоражит нервы, но иногда просто хочется поговорить.

Я забросил общество благородных писак — не до него, да и банально не хватало времени.

А потом наступил момент, которого я боялся. Приступ начался на сутки раньше, чем прошлый. Казалось бы, ерунда, но что, если так будет продолжаться и дальше?

Поэтому я воспользовался выпавшим выходным и никуда не выходил, ссылаясь на дурное настроение. Нужно лишь немного перетерпеть, а пока занять мысли математическими расчетами или историческим трактатом.

Нет, я все же практически ненавидел себя. Можно обойтись без воды и еды, но противоестественная жажда была сильнее. Плохо помню, как ближе к полудню выполз из своей норы и пошел, натыкаясь на стены. Краем сознания понимал, что надо избегать ниш с големами и обходов стражи, и до обители придворного лекаря оставалось не так много, когда я понял, что за мной следят.

Девица, эльфийка. Дуриэль, или как ее там. А, племянница одного из лордов — Дригерданиэль. Имя необычное для наших краев, и почему я сейчас об этом думаю?

Дождался, пока она поравняется со мной и присядет в поклоне.

Теперь точно вспомнил, с ней братец гулял до нашего… небольшого северного путешествия. По возвращению Фел ее забыл, и девица решила попытать счастья со мной. Старая, набившая оскомину, схема. Не получилось с наследником и магом, сойдет и обычный принц. Бессмертие, как у эльйфики, у нее и так имеется, но почему бы не замахнуться на высокое положение? Почему-то человеческих девушек, которые просто боялись смерти и хотели продлить молодость, я осуждал меньше и почти понимал. А здесь чистый расчет.

На него работал и наряд — излишне откровенный для дневного времени и больше подобающий для ужина. И на ее беду приковывающий взгляд к шее. Нет, нельзя — перед глазами встала страшная картина с Милой, белой и чудом что не бездыханной.

Но у этой девицы и запястья были открыты, как нарочно. Она что-то лопотала и крутилась передо мной, подписывая себе приговор.

На этот раз я был аккуратнее — пил, слабо отмечая, что кровь Милы мне нравилась больше, а девица, на мое счастье, тихо млела и словно пьянела с каждым моим глотком — таков побочный эффект, я уже понял. И когда тень моего сознания стала чуть плотнее, возвращая контроль, я замаскировал содеянное под поцелуй. Мда, так недолго добиться слухов, что младший принц кусает придворных. И признаний деду не понадобится.

Но Дуриэль такая Дуриэль, что ничего не поняла и, все так же улыбаясь, побрела к себе. Попадется стражникам — решат, что добралась до отцовских вин.

А я, слава Солнцу, все-таки добрался до Вейдена.

Несмотря на традиционные арочные окна и широкие балконы, обитель лекаря тонула в полумраке. Тому виной тяжелые портьеры, гобелены и тусклые светильники.

Как объяснял он сам — при прямом свете солнца разрушаются свойства многих зелий. И я сейчас этому порадовался, потому что в придачу к обычным симптомам слезились глаза.

— Ваше Высочество! — о моем прибытии тут же доложила стража, и Вейден выбежал, побросав все дела. Он явно оторвался от котла, судя по характерным запахам, усилившимся для меня в разы.

— Дай лекарство, Рин.

Интересно, а где он так срочно возьмет кровь? Или она заготовлена заранее и хранится под заклятием стазиса? Скорее всего.

И до чего сложно не швырнуть принесенный фиал об стену, под влиянием взбесившихся эмоций. Тем более рядом свежая, терпкая ровно в меру, а приходится довольствоваться безвкусным суррогатом. Я принц, сын Феликса Элвелора, а должен побираться всякой дрянью, как бродяга. Вейден вызывал непередаваемое отвращение, как и его «лекарство». Ненавижу! Впервые настолько сильно ненавижу, хотя осколки разума колют мыслью, что лекарь ни при чем, но отказаться от свежей крови настолько больно…

Нет, это не я, не я. А тот монстр, которого желаю выжечь, вытравить, но не могу.

— Благодарю, Рин.

— Вас проводить в покои, Ваше Высочество? Вы бледны.

— Я всегда бледен после приступа, ступай к себе.

Царапнул легкий страх — что, если на этот раз я выгляжу иначе? То есть, действительно по-другому?

Успокоился только в своих покоях, перед зеркалом.

— Для кого прихорашиваешься? — насмешливый голос брата донесся из моего кресла.

И ведь я сразу почувствовал мельчайшие звуки и шорохи, даже звук дыхания, но был слишком обеспокоен возможными внешними метаморфозами.

— Тебе не говорили, что забираться в чужую комнату… ммм… некрасиво?

— А ты мой новый наставник по дворцовому этикету, — Фел присвистнул и пружинящим шагом подошел к зеркалу, — неужели, чтобы увидеться с родным братом, мне надо за месяц выбивать аудиенцию? Отец, как назло, решил нас разделить, у меня тренировки на мечах — у тебя метание кинжалов, у меня — астрономия, у тебя — ридгийский язык. И так во всем. Неужели боится, что мы снова куда-то удерем?

— Его можно понять.

— Что-то ты кислый. Постой… у тебя приступ был, да? — брат вглядывался в мои глаза, будто оттуда на него смотрел… Он. Тот, другой.

Кивнул, не находя сил на очевидное.

— Прости. Я вот зачем пришел, тебя видели с Дани…

— С кем?

— Дригерданиэль, — терпеливо повторил брат, умудрившись не сломать язык, — и не подумай, я не против. Между нами толком и не было ничего. Я даже рад.

— Чему ты так рад? — разговор мне категорически не нравился. Начиная от осознания, какая у братца сеть разведки среди слуг, заканчивая тем, куда может повернуть русло беседы.

— Ну, а ты не понимаешь? Не хотелось бы ссориться из-за девушки с родным братом. Дело в том, что мне действительно нравится… Милорада. Я понял это особенно остро за время под замком. Скажи, — лицо Фела—младшего было трогательно взволнованным, — ты же не будешь против, если сегодня я пойду к ней?

Под ногами разверзлась пропасть. Земля осыпалась глупыми надеждами и мечтами. И даже Фел ни при чем, он лишь напомнил, что даже у него, дофина (которого почти стопроцентно обяжут к династическому браку) больше шансов, чем у меня. Нужно перестать думать о ней, просто перестать, потому что сегодняшний случай с бывшей подружкой Фела наглядно продемонстрировал риск. Ведь это эгоистично, желать себе кого-то просто потому, то хочется? И с чего я вообще взял, что Мила не вспоминает обо мне с содроганием, надеясь, что никогда больше не увидит? Да, она меня успокаивала — но, возможно, просто по доброте безгранично чистой души. А на самом деле чувствует страх и брезгливость.

— Только без глупостей, брат. И будь осторожен, не заставляй мать волноваться.

Как мне удалось произнести ровным тоном, одному Солнцу известно. Так умел отец — держать лицо в тронном зале, полном самых разных личностей.

— Наемникам не попадусь, — во взгляде Фела читалось видимое облегчение, — спасибо. И знаешь… я хочу пригласить ее на Золотой турнир.

Турнир, турнир… о нем прожужжали уши наставники, но я был так занят своими мыслями, что упустил суть. Съедутся лучшие воины империи, чтобы состязаться во всех видах оружия и рукопашной борьбы. Нас с Фелом тоже готовили к участию, это было само собой разумеющимся фактом — наследники, как-никак. Но теперь я понял, что действительно хочу быть там… и победить. Покажу всем, чего я стою. К гхару всех, Милораде. Поэтому отчасти я был даже благодарен брату за инициативу с приглашением.

Я хотел стереть из ее памяти кровь и клыки. Заместить чем-то другим. Пусть она думает обо мне так же, как я не могу выкинуть из головы мысли о ней. Как будто это что-то изменит! Глупо и смахивает на сумасшествие. Стоило братцу всколыхнуть озерцо мнимого спокойствия, разом упала иллюзия, в которую я почти поверил.

Примечания

11

История Сэмверана Фрайта раскрывается в «Сердце терновника»