Неточные совпадения
Лука Иванович дал стащить с себя свою незатейливую шубку на кротовых"спинках", как он называл ее мех, и снял бахилы, держась за косяк двери, ведущей в его рабочую комнату. А с левой стороны светилась внизу щель вдоль другой двери, и оттуда доносился не то разговор, не то чье-то монотонное, Точно дьячковское, чтение. Оно вдруг прекратилось на несколько секунд, но потом опять пошло гудеть.
Голос был явственно — мужской.
Лука Иванович не успел хорошенько осмотреться, как его имя произнес сзади знакомый ему
голос...
— Анна Каранатовна! — остановил ее
Лука Иванович глухим
голосом и хотел что-то еще сказать, да дверь приотворилась и показалась опять Настенька, протирая глазенки обоими кулачками и морща их против света.
— Да, и не по финансам, — уже совсем не по-своему проговорил
Лука Иванович. Интонация его
голоса значила в переводе:"нечего тут острить, иди своей дорогой".
И
Лука Иванович, и m-me Патера разом расхохотались. Князь представлял все в лицах и старался даже подражать
голосам учителя и ученика.
— Только не ускользайте, как в последнюю среду, — говорил он
голосом, заставившим
Луку Ивановича покраснеть.
—
Лука Иванович, — выговорила с падением
голоса Юлия Федоровна, — я просто точно с неба свалилась… так это неожиданно.
Щеки ее разгорелись, яркими точками блистали глаза, даже грудь заметно взволновалась;
Лука Иванович не мог не взглянуть на нее, так ее
голос показался ему тепел, а ее лицо заставило его с нескрываемым волнением податься немного вперед.
— Окажите великодушие! — воскликнул Мартыныч со слезами в
голосе и ударил себя в грудь. — Вы благородной души человек, и столько я вас уважаю,
Лука Иваныч!.. Ведь я перед вами — на ладони! Анна Каранатовна говорила вам про свое согласие… Не извольте гневаться: все это по душе сделалось, никакой продерзости я и в мыслях не имел.
Он выбежал из гостиной.
Лука Иванович остался у окна, прислушиваясь к тому, что произойдет в передней. Раздался звонок. Шумно растворились двери, кто-то вскрикнул и засмеялся, — он узнал
голос Юлии Федоровны.
— Нет, не надо! — заговорила она вдруг горячо и сосредоточенно, но как бы подавляя звуки собственного
голоса. — Не надо этого,
Лука Иваныч, ради самого Бога, не надо!..
— Чего же вы ждете в этой пошлости? — повторил
Лука Иванович с такой суровостью, что сам не верил звукам своего
голоса.
— Посмею, — ответил
Лука Иванович, и
голос его дрогнул страстной нотой, — посмею!.. Вы меня обманули своей жизненностью, свежестью; я увидал в вашей натуре прекрасные дары, вы сами предложили мне указать вам другие интересы…
Голос ее так задрожал, что
Лука Иванович быстро поднял до той минуты опущенную голову и увидал, как глаза ее ушли в орбиты, а щеки мгновенно осунулись.
Лука Иванович узнал
голос Татьяны; но кто с ней говорил, он не мог распознать: в голове его не было еще никакого отчетливого представления о том, где он, почему так громко кто-то говорит, который час, начинается день или уже кончается?..
— Да-с; но вы понимаете, добрейший
Лука Иванович, что теперь время тугое, книги нейдут, надо много затратить на такое издание. Вот я и хотел вам предложить, —
голос его понизился и стал еще мягче, — быть главным деятелем этого сборника; работы будет вдоволь, и я вам вполне ее гарантирую хоть на два года, но так, чтобы плата за пьесу была в округу, без расчета по листам.
Спустили гроб в полуоттаявшую яму среди унылого, равнодушного молчания. Ничьего
голоса не раздалось в память покойного. Оставшиеся"до конца"потянулись сначала гуськом, а миновав ворота, сгруппировались по три, по четыре человека, и точно все повеселели, отдежурив сколько нужно было.
Лука Иванович почти что не был знаком ни с кем из провожавших покойника, но с двоими кланялся, а поименно знал многих.
Лука Иванович с трудом освободился от его объятий; но пухленький господин все лез к нему, нашептывая удушливым, жирным
голосом...
Лука Иванович вздрогнул и быстро обернулся от одних звуков
голоса. Увидал он в двух шагах от себя небольшого роста человека, совсем желтого, с впалыми, тоже желтыми глазами, в суконном старом картузе, без всяких признаков белья, в желтоватом летнем пальто-сак и смазных сапогах, поверх которых болтались похожие на нанковые штаны. Шея у него обмотана была пестрым засаленным шарфом.
Голос, заставивший
Луку Ивановича вздрогнуть, терялся еще в самой гортани: до того он был глух и сипл.
— Толкуй! — крикнул Лука, скидывая портки. Он живо разделся, перекрестился и, подпрыгнув, со всплеском вскочил в воду, обмакнулся и, вразмашку кидая белыми руками и высоко поднимая спину из воды и отдувая поперек течения, стал перебивать Терек к отмели. Толпа казаков звонко, в несколько голосов, говорила на берегу. Трое конных поехали в объезд. Каюк показался из-за поворота. Лукашка поднялся на отмели, нагнулся над телом, ворохнул его раза два. — Как есть мертвый! — прокричал оттуда резкий
голос Луки.