Неточные совпадения
— В том-то и беда, Борис Петрович, что православное-то хрестьянство в каком-то двоеверии обретается. И каждый из нас, кто сызмальства в деревне насмотрелся на все, ежели он только не олух
был, ничего кроме скверных чувств не вынес. Где же тут о каком-нибудь руководстве
совести толковать?
Нет-нет и поднимется в нем
совесть, и он готов покаяться отцу Вениамину в своем притворстве. Тот действительно
был страдалец, а он — обманщик. Его удерживало неприязненное чувство к «долгополой породе» еще с детства, когда он босиком бегал по улицам и издали кидал всякие обидные прозвища дьячкам и пономарям двух церквей села Кладенца.
Все это
было как будто и грешно, а греха она и боялась и не любила по
совести. Но ежеминутно она сознавала и то, что не выдержит напора жалости к дочери и ревнивого чувства к Калерии. Если представится случай поступить явно к выгоде Симочки, — она не устоит.
Можно
было еще кое-что повыведать у Дубенского. Но он не любил никаких подходов. Пожалуй,
есть и какая-нибудь нешуточная загвоздка…
Быть может, и ничего серьезного для кредита усатинской фирмы нет, а этот нервный интеллигент волнуется из-за личной своей щепетильности, разрешает вопрос слишком тревожной
совести.
«Нужды нет, — оправдывал себя Теркин, — если он и проводил меня, я-то сам честно верил в него, считал себя куда рыхлее в вопросах
совести, а теперь я вижу, что он на то идет, на что,
быть может, я сам не пошел бы в таких же тисках».
Вдруг его что-то пронзило. Ощущение
было ему давно известно. Несколько лет, когда он просыпался, первой его мыслью являлись внутренние слова: «тебя секли в волостном»… И краска вспыхивала на щеках… Иногда это заменялось картиной сумасшедшего дома и уколом
совести в форме слов: «ты носил личину».
— Деньги не больно большие
были, — добавил он небрежным тоном. — И вы, Арсений Кирилыч, — теперь дело прошлое, —
совесть мою тогда пытали. Должно
быть, хотели поглядеть: поддамся я или нет?
Ему отраднее
было в ту минуту уважать себя, сознавать способность на хороший поступок, чем выгораживать перед собственной
совестью трусливое «себе на уме».
— Нет, Сима, — серьезно и веско сказал Теркин, — я в эти дела вмешиваться не
буду. Мать твоя вольна действовать, как ей
совесть указывает. По миру она не пойдет… У нас
есть чем обеспечить ее на старости.
В ту минуту он нисколько не любовался ею. Эта женщина несла с собою новую позорящую тревогу, неизбежность объяснения, где он должен
будет говорить с нею как со своей сообщницей и, наверно, выслушает от нее много ненужного, резкого, увидит опять, в еще более ярком свете, растяжимую
совесть женщины.
Она, точно медоточивая струя, зажурчала: «Что нам, сестрица, считаться, — Серафима передразнивала голос Калерии, — ежели вы сами признаете, что дяденька оставил вам капитал для передачи мне, это уж дело вашей
совести с тетенькой; я ни судиться, ни требовать не
буду.
Кто же мешал ей поддаться его добрым словам? Он того только и добивался, чтобы вызвать в ее душе такой же поворот, как и в себе самом!.. У нее и раньше
была женская «растяжимая
совесть», а от приезда Калерии она точно «бесноватая» стала.
Сцена в лесу прошла передним вся, с первого его ощущения до последнего. Лучше минут он еще не переживал, чище, отважнее по душевному порыву. Отчего же ему и теперь так легко? И размолвка с Серафимой не грызет его… Правда на его стороне. Не метит он в герои… Никогда не
будет таким, как Калерия, но без ее появления зубцы хищнического колеса стали бы забирать его и втягивать в тину. Серафима своей страстью не напомнила бы ему про уколы
совести…
Разве Иван Прокофьич способен
был пойти на такие сделки с
совестью, на какие он пошел?..
Чтобы
быть в ладу с своей
совестью, она и себя уверила в том, что невестка обманывала мужа, что Саня и «не думает»
быть дочерью Ивана Захарыча.
— Позвольте вам заметить, Иван Захарыч, — заговорил он, меняя тон, — что у каждого человека
есть своя присяга. Я — по
совести — считаю вашу лесную дачу хоть и вдесятеро меньше, чем у Низовьева, моего главного патрона в настоящую минуту, но по качеству выше. И оценка ей сделана
была очень низкая при проекте залога в банк.
Теркин отошел к письменному столу и стал закуривать папиросу. Он делал это всегда в минуты душевного колебания. Спасать Зверева у него не
было желания. Даже простой жалости он к нему не почувствовал. Но с кем не может случиться беды или сделки с
совестью? Недаром вспомнилась ему Калерия и ее „сиротские“ деньги. Только беспутство этого Зверева
было чересчур противно. Ведь он два раза запускал руку в сундук. Да и полную ли еще правду рассказал про себя сейчас?..
Однако, брат, с
совестью я хочу в ладах
быть: от нее никуда не уйдешь.
Не одно это его тешило. Сидит он среди помещичьей семьи, с гонором, — он — мужичий подкидыш, разночинец, которого Павла Захаровна наверное зовет „кошатником“ и „хамом“… Нет! от них следует отбирать вотчины людям, как он, у кого
есть любовь к родному краю, к лесным угодьям, к кормилице реке. Не собственной мошной он силен, не ею он величается, а добился всего этого головой и волей, надзором за собственной
совестью.
Всегда утром при пробуждении
совесть докладывает, в чем он провинился. Сильно не понравилось ему самому, как он повел разговор в гостиной; едва ли не сильнее недоволен он
был, чем своей встречей и перебранкой с Петькой Зверевым, здесь в городе, на его — тогда еще предводительской — квартире.
"Душонка-то у меня, видно, мелка!" — вырвалось у него восклицание под конец утренних счетов с
совестью. И тотчас же приказал он закладывать, а в девятом часу
был уже в городе.
Неточные совпадения
Вздрогнула я, одумалась. // — Нет, — говорю, — я Демушку // Любила, берегла… — // «А зельем не
поила ты? // А мышьяку не сыпала?» // — Нет! сохрани Господь!.. — // И тут я покорилася, // Я в ноги поклонилася: // —
Будь жалостлив,
будь добр! // Вели без поругания // Честному погребению // Ребеночка предать! // Я мать ему!.. — Упросишь ли? // В груди у них нет душеньки, // В глазах у них нет
совести, // На шее — нет креста!
Да только ты по
совести, // Чтоб
были настоящие — // Потолще, погрозней».
Не
пьют, а также маются, // Уж лучше б
пили, глупые, // Да
совесть такова…
Пришел и сам Ермил Ильич, // Босой, худой, с колодками, // С веревкой на руках, // Пришел, сказал: «
Была пора, // Судил я вас по
совести, // Теперь я сам грешнее вас: // Судите вы меня!» // И в ноги поклонился нам.
Стародум. Поверь мне, всякий найдет в себе довольно сил, чтоб
быть добродетельну. Надобно захотеть решительно, а там всего
будет легче не делать того, за что б
совесть угрызала.