Неточные совпадения
Пароход
стал ползти. Замедленные колеса шлепали
по воде, и их шум гулко отдавался во
всем корпусе, производя легкий трепет, ощутимый и пассажирами.
Ему
стало у окна немного полегче. Жар и духота спадали. Он прошелся
по нумеру,
все еще в рубашке, без галстука, потом прилег на диван, подложил кожаную дорожную подушку под голову и закурил, — так время скорее ползет. Он — не большой курильщик и за папиросу берется вот в такие минуты, когда надо убить время, а работы нет, или слишком донимает жар.
Ругательное слово крикливо раздалось
по всему классу. Теркин схватил его за шиворот и в полуоткрытую дверь вышвырнул в коридор, где тот чуть не расшибся в кровь, упав на чугунные плиты. Но тот не посмел бежать жаловаться — его избили бы товарищи; они
все стали на сторону Теркина, хотя и знали давно, кто он, какого происхождения…
Потом и приходящие гимназисты, из разночинцев,
стали занимать. У Виттиха можно было раздобыться скорее, чем у других, около двадцатого числа.
Все почти учителя давали взаймы. Щедрее был учитель математики. У него Теркин шел первым и в университет готовил себя
по физико-математическому факультету, чтобы потом перейти в технологический или в путейцы.
После кризиса Теркин
стал поправляться, но его «закоренелость», его бодрый непреклонный дух и смелость подались. Он совсем по-другому начал себя чувствовать. Впереди — точно яма.
Вся жизнь загублена. С ним церемониться не будут, исполнят то, что «аспид» советовал директору:
по исключении из гимназии передать губернскому начальству и отдать на суд в волость, и там, для острастки и ему, и «смутьяну» Ивану Прокофьеву, отпустить ему «сто лозанов», благо он считал себя богатырем.
— Помилуйте! — закричал он и подвинулся к Теркину. — Вы заведуете технической частью в акционерном деле, вы прямо не замешаны, не значитесь ни членом правления, ни кассиром, и вдруг, оттого, что дело связано, между прочим, и с производством,
по которому мы давали свою экспертизу, вы сейчас — караул! И готовы
стать на сторону тех, кто строчит доносы и бьет набат в заведомо шантажных газетчонках!..
Все это, чтобы выгородить свое цивическое целомудрие, ха, ха!..
Верстаков, когда узнал, что он хочет уехать через час и нужно ему запрячь лошадь, почему-то не удивился, а, выйдя на крыльцо, шепотом начал расспрашивать про «историю».
Всем своим видом и тоном нарядчик показывал Теркину, что боится за Арсения Кирилыча чрезвычайно, и сам
стал проговариваться о разных «недохватках» и «прорехах» и
по заводу, и
по нефтяному делу.
Весь белый, с короткими трубами для отвода пара, — отдушины были по-заграничному вызолочены, — с четырьмя спасательными катерами, с полосатым тиком, покрывавшим верхнюю палубу белой рубки, легкий на ходу, нарядный и чистый,
весь разукрашенный флагами, «Батрак»
стал сразу лучшим судном товарищества.
Сцена в лесу прошла передним
вся, с первого его ощущения до последнего. Лучше минут он еще не переживал, чище, отважнее
по душевному порыву. Отчего же ему и теперь так легко? И размолвка с Серафимой не грызет его… Правда на его стороне. Не метит он в герои… Никогда не будет таким, как Калерия, но без ее появления зубцы хищнического колеса
стали бы забирать его и втягивать в тину. Серафима своей страстью не напомнила бы ему про уколы совести…
Вчера вернулся он к обеду, и конец дня прошел чрезвычайно пресно. Нить искренних разговоров оборвалась. Ему
стало особенно ясно, что если с Серафимой не нежиться, не скользить
по всему, что навернется на язык в их беседах, то содержания в их сожительстве нет. Под видимым спокойствием Серафимы он чуял бурю. В груди ее назрела еще б/ольшая злоба к двоюродной сестре. Если та у них заживется, произойдет что-нибудь безобразное.
Шел он мимо пруда, куда задумчиво гляделись деревья красивых прибрежий, и поднялся
по крутой дороге сада. У входа, на скамье, сидели два старика. Никто его не остановил. Он знал, что сюда посторонних мужчин допускают, но женщин только раз в год, в какой-то праздник. Тихо было тут и приятно. Сразу
стало ему легче. Отошла назад ризница и
вся лавра, с тяжкой ходьбой
по церквам, трапезой, шатаньем толпы, базарной сутолокой у ворот и на торговой площади посада.
— Малый весьма дошлый и усердный.
По правде вам сказать, он один и действует. Монашествующая наша братия да и белое духовенство не пускаются в такие состязания. Одни —
по неимению подготовки, а другие — не о том радеют… Чуть что — к светскому начальству с представлениями: «и это запрети, и туда не пущай». И нашему-то брату
стало куда труднее против прежнего. В старину земская полиция
все была… и вязала, и решала. А теперь и послабления допускаются, и то и дело вмешательство…
— Понимаю!.. Видите, Иван Захарыч… — Первач
стал медленно потирать руки, —
по пословице: голенький — ох, а за голеньким — Бог… Дачу свою Низовьев, — я уже это сообщил и сестрице вашей, — продает новой компании… Ее представитель — некий Теркин. Вряд ли он очень много смыслит. Аферист на
все руки… И писали мне, что он сам мечтает попасть поскорее в помещики… Чуть ли он не из крестьян. Очень может быть, что ему ваша усадьба с таким парком понравится. На них вы ему сделаете уступку с переводом долга.
Неужели это
все одни деньги делают? А он поднимается
по крутому склону большими шагами, грудь держит вперед, разговаривает свободно… Его молодой голос доносится до нее. У него такой вид, что не нынче завтра он должен
стать хозяином
всей этой усадьбы… Она теперь уверена, что иначе не может случиться.
—
Все будет, Антон Пантелеич.
Все будет! — радостно крикнул Теркин и почти бегом
стал взбираться
по откосу, даже не цепляясь за мелкую поросль.
И вдруг, около пятой или шестой липы, она встала как вкопанная. Холодок прополз
по ней и отдался внутри.
Все ей
стало ясно. Это было предложение. И она дала согласие. Но как? Звонко, чуть не с хохотом, выпалила мужицкое слово: „люб“.
— Победу полную одержали. Во
всех статьях… Виват! Небось будущий тестюшка ваш спасовал, а кажется, довольно высоко себя ставит… судя
по обхождению…
И он за это не оставит. Не такой человек. Сейчас видно, какой он души. Успокоит ее на старости. И
все здесь в доме и в саду будет заново улажено и отделано. Слышала она, что в верхнем ярусе откроют школу, внизу,
по летам, сами
станут жить. Ее во флигеле оставят; а те — вороны с братцем — переберутся в другую усадьбу.
По своей доброте Василий Иванович позволил им оставаться в Заводном; купчая уже сделана, это она знает. Сам он ютится пока в одной комнате флигеля, рядом с нею.
Неточные совпадения
Уж звезды рассажалися //
По небу темно-синему, // Высоко месяц
стал. // Когда пришла хозяюшка // И
стала нашим странникам // «
Всю душу открывать…»
Теперь дворец начальника // С балконом, с башней, с лестницей, // Ковром богатым устланной, //
Весь стал передо мной. // На окна поглядела я: // Завешаны. «В котором-то // Твоя опочиваленка? // Ты сладко ль спишь, желанный мой, // Какие видишь сны?..» // Сторонкой, не
по коврику, // Прокралась я в швейцарскую.
Как ни просила вотчина, // От должности уволился, // В аренду снял ту мельницу // И
стал он пуще прежнего //
Всему народу люб: // Брал за помол
по совести.
— Коли
всем миром велено: // «Бей!» —
стало, есть за что! — // Прикрикнул Влас на странников. — // Не ветрогоны тисковцы, // Давно ли там десятого // Пороли?.. Не до шуток им. // Гнусь-человек! — Не бить его, // Так уж кого и бить? // Не нам одним наказано: // От Тискова
по Волге-то // Тут деревень четырнадцать, — // Чай, через
все четырнадцать // Прогнали, как сквозь строй! —
Доволен Клим. Нашел-таки //
По нраву должность! Бегает, // Чудит, во
все мешается, // Пить даже меньше
стал! // Бабенка есть тут бойкая, // Орефьевна, кума ему, // Так с ней Климаха барина // Дурачит заодно. // Лафа бабенкам! бегают // На барский двор с полотнами, // С грибами, с земляникою: //
Все покупают барыни, // И кормят, и поят!