Неточные совпадения
Мало кто
уже дерзает писать так, как писали прежде, писать что-то, писать свое, свое не в смысле особенной оригинальности, а в смысле непосредственного обнаружения жизни, как
то было в творениях бл. Августина, в писаниях мистиков, в книгах прежних философов.
То, что мне доказано,
то уже неотвратимо для меня.
Для данного мира действительности, мира видимого, объекта знания, волевой акт свободного избрания, т. е. акт веры,
уже совершен, совершен в таинственной глубине бытия; для мира же иного, мира невидимых вещей, мы вновь должны совершить акт свободного волевого избрания, избрания
того мира предметом своей любви, т. е. акт веры.
Гносеология должна начать с установления различия между первичным нерационализированным сознанием и сознанием вторичным, рационализированным, в
то время как обычно она начинает с сознания
уже рационализированного и иного не признает.
Неудача Шеллинга
тем объясняется, что он пытался чисто философски утвердить тождество субъекта и объекта, в
то время как тождество это должно быть сначала утверждено религиозно, а потом
уже формулировано церковной философией.
Как раньше
уже было установлено, мы исходим из
того положения, что познание совершается в церковном, соборном, вселенском, божественном сознании и разуме.
Никогда мы не достигнем
того, что
уже ничего не предполагает раньше, что
уже не требует критического исследования.
Вначале философия брала прежде бытие, потом мышление, в дальнейшем своем развитии стала брать прежде мышление, потом бытие, теперь философия вновь возвращается к
тому состоянию, когда она сознательно
уже, изведав все соблазны рационализма, скептицизма, критицизма, будет брать прежде бытие, потом мышление, увидит в мышлении функцию бытия.
Наука говорит правду о «природе», верно открывает «закономерность» в ней, но она ничего не знает и не может знать о происхождении самого порядка природы, о сущности бытия и
той трагедии, которая происходит в глубинах бытия, это
уже в ведении не патологии, а физиологии — учения о здоровой сущности мира, в ведении метафизики, мистики и религии.
Болезнь эта прежде всего выразилась в
том, что все стало временным, т. е. исчезающим и возникающим, умирающим и рождающимся; все стало пространственным и отчужденным в своих частях, тесным и далеким, требующим
того же времени для охватывания полноты бытия; стало материальным, т. е. тяжелым, подчиненным необходимости; все стало ограниченным и относительным; третье стало исключаться, ничто
уже не может быть разом А и не-А, бытие стало бессмысленно логичным.
В Духе открывается вновь
то, что открывалось
уже и в Отце, но осмысленное Сыном, и обнаруживается единство и тождество Отца и Сына.
Лишь в самом конце античной культуры почувствовалась тоска и ужас перед индивидуальной судьбой, но
то было
уже созревание мира для принятия Христа, сознание неизбежности Спасителя.
И пусть неверующие, смотрящие со стороны, не ждут чудес от христианина, чтобы поверить, чтобы войти в мистический круг; они ведь не видят чуда, реально
уже совершившегося, чуда воскресения Христа, и ничего не увидят до
тех пор, пока свободная любовь не одержит в них победы над вынужденной силой.
Средние века не есть эпоха варварства и
тьмы; этот старый взгляд давно
уже оставлен культурными историками, наоборот, это эпоха великого напряжения духа, великого томления по абсолютному, неустанной работы мысли, это эпоха культурная и творческая, но не дневного творчества, а ночной культуры.
Люди не будут
уже поедать друг друга, не будет таких убийств, казней и разбоев, не будет такой
тьмы и невежества, такой нужды и беспомощности перед природой.
Духа, что
то будет эпоха любви и свободы, это давно
уже предчувствовалось, мечта о ней всегда была заложена в христианстве.
Новое религиозное откровение должно перевести мир в
ту космическую эпоху, которая будет не только искуплением греха, но и положительным раскрытием тайны творения, утверждением положительного бытия, творчеством, не только отрицанием ветхого мира, а
уже утверждением мира нового.
Но если бы мы увидели
того, кто окончательно и бесповоротно избрал путь зла,
то он не мог бы
уже вызвать к себе никакого сострадания.
Истина христианства, преломленная в папизме, воспринимается принудительно, насильственно, и в этом принудительном восприятии истины нет
уже подвига свободного избрания
того, что любишь, подвига свободного отречения от
того, что принуждает.
Успех сектантско-еретической мистики, вершины ее экстазов достигаются
тем, что она отсекает себя от полноты вселенского бытия, 9/10 этого бытия превращает в небытие, сбрасывает с себя бремя заботы о судьбе вселенной, а с 1/10 справляется
уже легче.
Все, что любила эта душа, все
то умирало в современности, она не находила
уже ни великого искусства, ни великой мистики былого.
Неточные совпадения
Хлестаков. Да вот тогда вы дали двести,
то есть не двести, а четыреста, — я не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы
уже ровно было восемьсот.
Купцы. Так
уж сделайте такую милость, ваше сиятельство. Если
уже вы,
то есть, не поможете в нашей просьбе,
то уж не знаем, как и быть: просто хоть в петлю полезай.
Аммос Федорович. Нет, этого
уже невозможно выгнать: он говорит, что в детстве мамка его ушибла, и с
тех пор от него отдает немного водкою.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да
уж попробовать не куды пошло! Что будет,
то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом,
то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Чудно все завелось теперь на свете: хоть бы народ-то
уж был видный, а
то худенький, тоненький — как его узнаешь, кто он?