Неточные совпадения
Критическая гносеология начала проверять компетенцию
познания и пришла
к тому заключению, что
познание не компетентно связать познающего с объектом
познания, с бытием.
Критическая гносеология радикально уже отрицает изначальную цель
познания — соединение познающего с бытием, конструирует
познание вне реального, живого, внутреннего отношения познающего субъекта
к познаваемому объекту.
Из священного гнозиса превратилась философия в полицейский распорядок отвлеченной мысли, в охрану, в градоначальство,
к которому обращаются за разрешением устроить то или иное в царстве мысли и
познания.
[Нельзя отрицать заслуг теософии и оккультизма в постановке проблемы отношения религии
к познанию, в утверждении важности религиозного посвящения для мудрого знания.
Вот почему религиозное восстановление духовной цельности в
познании есть не порабощение познающего разума, а его освобождение, раскрытие ему путей
к истине,
к бытию.
Вновь обрести утерянный Логос философия может лишь путем посвящения в тайны религиозной жизни, лишь приобщением
к жизни Логоса приобретается он как орган
познания.
Но свидетели прогнали жениха и невесту, отвергли всякое отношение
познания к бытию, и их свидетельская роль превратилась в самодовлеющую и замкнутую жизнь.
Лишь рационалистическое рассечение целостного человеческого существа может привести
к утверждению самодовлеющей теоретической ценности знания, но для познающего, как для существа живого и целостного, не рационализированного, ясно, что
познание имеет прежде всего практическую (не в утилитарном, конечно, смысле слова) ценность, что
познание есть функция жизни, что возможность брачного
познания основана на тождестве субъекта и объекта, на раскрытии того же разума и той же бесконечной жизни в бытии, что и в познающем.
Это привело
к формализму, который не имеет отношения
к бытию и
к содержанию
познания и ни от каких скептических опасностей не охраняет.
Дискурсивное рациональное
познание лишь выводит, лишь заполняет посредствующие звенья; оно не восходит
к истокам.
Познание протекает через дискурсивное мышление, но восходит
к интуиции, упирается в элементарную веру, в обличение уже невидимой вещи.
Способ лечения может быть лишь один: отказ от притязаний отвлеченной философии, возврат
к мистическому реализму, т. е.
к истокам бытия,
к живому питанию,
к познанию как функции целостного процесса жизни.
Дефекты
познания и ограниченность познающего разума коренятся в направлении воли, в дурном выборе, в нелюбви
к Богу и в любви
к данной ограниченной действительности.
Но такая победа над психологизмом достигается тем, что
познание перестает иметь какое-либо отношение
к человеку:
познание, конструируемое когенианством, просто недоступно человеку.
К познанию бытия гносеология отношения не имеет, твердости науки не обосновывает, скептицизма и релятивизма не побеждает.
Лишь гносеология, которая будет ориентирована не только на факте науки, но и на факте веры, факте откровения, только такая цельная гносеология прикасается
к живому сущему, постигает
познание как тайну брака познающего с сущим.
В церковном сознании всякое
познание есть самопознание универсального бытия, переход его
к светлому космосу.
Любовь
к Богу и есть
познание Бога, любовь
к миру и есть
познание мира, любовь
к человеку и есть
познание человека.
Всякое подлинное
познание есть приобщение
к соборному разуму, преодолевающему противоположность рационального и иррационального, есть участие в самопознании абсолютного.
Но в теории научного
познания позитивизм Маха, прагматизм таких ученых, как Пуанкаре и т. п., гораздо плодотворнее и ближе
к работе ученых, чем метафизика Когена, Риккерта и др.
Церковное сознание, церковный разум есть неосознанная предпосылка всякой гносеологии, для которой
познание есть брак познающего с космосом, познающий имеет отношение
к бытию и в бытии что-то совершает.
Эмпирический феноменализм старательно изгоняет живое бытие из
познания, действительность сводит
к явлениям в сознании, слишком многое относится на счет абстрагирующего процесса того самого мышления, силу которого отвергают эмпирики во имя опыта.
Лосский хочет построить теорию
познания, сделав вид, что он ничего не знает о мире, что эта теория знания может привести как
к материализму, так и
к мистической метафизике.
Значит, в процессе
познания внешнего мира объект трансцендентен в отношении
к познающему я, но, несмотря на это, он остается имманентным самому процессу знания; следовательно, знание о внешнем мире есть процесс, одною своею стороною разыгрывающий в мире не-я (материал знания), а другой стороной совершающийся в мире «я» (сравнивание)».
То, что я говорю, вовсе не есть возвращение
к психологическому направлению в теории
познания, которое всегда рассматривает мышление как функцию жизни индивидуальной души.
В каком же отношении стоит этот процесс
познания к тому органическому Разуму, в котором всякое
познание есть только одна функция?
Отвергнув индивидуалистический эмпиризм и старый рационализм, который видел в механизме
познания копировальную машину, Лосский должен неизбежно прийти
к утверждению универсальной чувственности и универсального Разума.
Вслед за Шеллингом Лосский должен будет признать, что
познание есть самосознание Абсолютного Разума,
к которому мы приобщаемся.
Но отпадение не есть полная потеря связи с Абсолютным Разумом, с Логосом; связь эта остается, и в ней дан выход
к бытию и
познанию бытия в его абсолютной реальности.
Жажда разбить индивидуальные перегородки и воссоединить объект с объектом приводит Лосского
к оптимизму, который мешает ему осмыслить ложь и дефекты
познания.
Теория
познания придет, наконец,
к реализму, когда положит в свое основание новую, необычную для отвлеченных философов идею, идею греха как источника всех категорий, источника самой противоположности субъекта и объекта, которая остается тайной для всех гносеологий.
Неточные совпадения
Учившиеся им ни
к чему не могли привязать своих
познаний, хотя бы даже менее схоластических.
«У него тоже были свои мысли, — подумал Самгин, вздохнув. — Да, “
познание — третий инстинкт”. Оказалось, что эта мысль приводит
к богу… Убого. Убожество. “Утверждение земного реального опыта как истины требует служения этой истине или противодействия ей, а она, чрез некоторое время, объявляет себя ложью. И так, бесплодно, трудится, кружится разум, доколе не восчувствует, что в центре круга — тайна, именуемая бог”».
«Все, говорит, я исследовал и, кроме бога, утверждаемого именно православной церковью, ничего неоспоримого — нет!» — «А — как же третий инстинкт, инстинкт
познания?» Оказывается, он-то и ведет
к богу, это есть инстинкт богоискательства.
Лекция была озаглавлена «Интеллект и рок», — в ней доказывалось, что интеллект и является выразителем воли рока, а сам «рок не что иное, как маска Сатаны — Прометея»; «Прометей — это тот, кто первый внушил человеку в раю неведения страсть
к познанию, и с той поры девственная, жаждущая веры душа богоподобного человека сгорает в Прометеевом огне; материализм — это серый пепел ее».
Мысли этого порядка развивались с приятной легкостью, как бы самосильно. Память услужливо подсказывала десятки афоризмов: «Истинная свобода — это свобода отбора впечатлений». «В мире, где все непрерывно изменяется, стремление
к выводам — глупо». «Многие стремятся
к познанию истины, но — кто достиг ее, не искажая действительности?»