Неточные совпадения
Два разума проходят через всю человеческую
жизнь, через всю человеческую
историю — разум малый и разум большой.
Природа дана лишь в естествознании, душевная
жизнь — лишь в психологии,
история — лишь в исторической науке.
История лишь в том случае имеет смысл, если будет конец
истории, если будет в конце воскресение, если встанут мертвецы с кладбища мировой
истории и постигнут всем существом своим, почему они истлели, почему страдали в
жизни и чего заслужили для вечности, если весь хронологический ряд
истории вытянется в одну линию и для всего найдется окончательное место.
В грехопадении произошло смешение бытия с небытием, истины с ложью,
жизни со смертью, и
история мира призвана Провидением разделить эти два царства, действительное и призрачное.
Все факты земной человеческой
истории имеют единственную и неповторимую важность;
жизнь каждого человека на земле есть момент абсолютного бытия, и другого такого момента не будет уже дано для дела спасения.
Христос был один, являлся всего раз на этой земле, в этой
истории человечества; спасающее приобщение к Христу совершается для каждого данного человека в этой его
жизни.
Вот почему христианское учение о воскресении плоти утверждает смысл
жизни в этом мире, смысл мировой
истории, оправдывает мировую культуру.
Дуалистический спиритуализм не может признать смысла
жизни и смысла
истории; для него выгоднее как можно скорейшая смерть, естественный переход в другой, лучший мир.
Для восточных верований в метемпсихоз плоть человека не имеет никакого значения; душа человека может перейти в кошку, и потому нет смысла
жизни, смысла земной
истории, так как смысл этот тесно связан с утверждением безусловного значения плоти.
Существование зла в мире не только не есть аргумент в пользу атеизма, не только не должно восстанавливать против Бога, но и приводит к сознанию высшего смысла
жизни, великой задачи мировой
истории.
Естественные религии организовали
жизнь рода, спасали человечество от окончательного распадения и гибели, создавали колыбель
истории, той
истории, которая вся покоится на натуральном роде, на естественном продолжении человечества во времени, но имеет своей конечной задачей преобразить человеческий род в богочеловечество, победив естественную стихию.
Со стороны величайшее чудо
истории не видно, неверующему нельзя доказать, что Христос воскрес, тут нет доказательного насилия, но тот, кто увидел это чудо, кто поверил в него, тот знает, что мертвые встанут для вечной
жизни.
Как можно отстоять религиозный смысл
истории, если произошел такой крах с самой религиозной эпохой, что пропала у человечества охота религиозно организовать
жизнь и религиозно направить
историю?
Рационалистическое сознание мешает им принять идею конца
истории и мира, которая предполагается их неясными чувствами и предчувствиями; они защищают плохую бесконечность, торжествующую в
жизни натурального рода.
Религия Христа зовет нас к борьбе за
жизнь, к мировой победе над смертью, к завоеванию воскресения
историей и творчеством.
Религиозно должен человек охранять себя и свою
жизнь от злых сил, собирать жизненные силы для участия в деле спасения, осуществляемого мировой
историей.
Идеология страдания, этот вывернутый наизнанку гедонизм, лишает смысла
историю и отрицает задачу
жизни.
Но не знает
история такого обострения в сознании вершин человечества основных проблем
жизни, такого выявления основных противоречий
жизни.
Сознание смысла
истории и всеразрешающего конца
истории возможно лишь для соборной, церковной мистики, сознание это не дается ни мистике отвлеченной духовности, оторванной от
жизни мировой души и все переносящей внутрь души индивидуальной, ни мистике субъективного опьянения и преувеличения, искажающего перспективы
истории.
Но обожествление это совершается в
жизни святых, в святыне церкви, в старчестве, оно не переносится на путь
истории, в общественность, не связано с волей и властью.
Он знал
историю жизни почти каждого слобожанина, зарытого им в песок унылого, голого кладбища, он как бы отворял пред нами двери домов, мы входили в них, видели, как живут люди, чувствовали что-то серьезное, важное. Он, кажется, мог бы говорить всю ночь до утра, но как только окно сторожки мутнело, прикрываясь сумраком, Чурка вставал из-за стола:
И медленно, с усилием двигая губами, Егор стал рассказывать
историю жизни своей соседки. Глаза его улыбались, мать видела, что он нарочно поддразнивает ее и, глядя на его лицо, подернутое влажной синевой, тревожно думала:
Всего лучше Пепе, когда он один стоит где-нибудь в камнях, вдумчиво разглядывая их трещины, как будто читая по ним темную
историю жизни камня. В эти минуты живые его глаза расширены, подернуты красивой пленкой, тонкие руки за спиною и голова, немножко склоненная, чуть-чуть покачивается, точно чашечка цветка. Он что-то мурлычет тихонько, — он всегда поет.
Неточные совпадения
Собственная внутренняя
жизнь города спряталась на дно, на поверхность же выступили какие-то злостные эманации, [Эмана́ция (лат.) — истечение, излучение.] которые и завладели всецело ареной
истории.
Человеческая
жизнь — сновидение, говорят философы-спиритуалисты, [Спиритуали́зм — реакционное идеалистическое учение, признающее истинной реальностью дух, а не материю.] и если б они были вполне логичны, то прибавили бы: и
история — тоже сновидение.
Но Кити в каждом ее движении, в каждом слове, в каждом небесном, как называла Кити, взгляде ее, в особенности во всей
истории ее
жизни, которую она знала чрез Вареньку, во всем узнавала то, «что было важно» и чего она до сих пор не знала.
Так как он первый вынес
историю о мертвых душах и был, как говорится, в каких-то тесных отношениях с Чичиковым, стало быть, без сомнения, знает кое-что из обстоятельств его
жизни, то попробовать еще, что скажет Ноздрев.
Бывало, он меня не замечает, а я стою у двери и думаю: «Бедный, бедный старик! Нас много, мы играем, нам весело, а он — один-одинешенек, и никто-то его не приласкает. Правду он говорит, что он сирота. И
история его
жизни какая ужасная! Я помню, как он рассказывал ее Николаю — ужасно быть в его положении!» И так жалко станет, что, бывало, подойдешь к нему, возьмешь за руку и скажешь: «Lieber [Милый (нем.).] Карл Иваныч!» Он любил, когда я ему говорил так; всегда приласкает, и видно, что растроган.