Неточные совпадения
Жажда абсолютной
свободы во Христе (
Великий Инквизитор) мирится с рабьей покорностью.
Достоевский, по которому можно изучать душу России, в своей потрясающей легенде о
Великом Инквизиторе был провозвестником такой дерзновенной и бесконечной
свободы во Христе, какой никто еще в мире не решался утверждать.
Достоевский в легенде о «
Великом Инквизиторе» провозгласил неслыханную
свободу духа, абсолютную религиозную
свободу во Христе.
Национальное ядро
великой империи, объемлющей множество народностей, должно уметь внушать к себе любовь, должно притягивать к себе, должно обладать даром обаяния, должно нести своим народностям свет и
свободу.
О, конечно,
великая ценность мира,
свободы, социального братства остается непреложной.
В мещанской Франции, богатой, устроившейся и самодовольной, нельзя уже было узнать страны Жанны д’Арк и Наполеона,
великой революции и
великих исканий
свободы.
Есть только один
великий миф, связанный с
великой реальностью, миф о человеке, об его
свободе, его творческой энергии, его богоподобии и его коммюнотарной связи с другими людьми и ближними.
Нельзя без волнения читать эти строки: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный, к нему не зарастет народная тропа…» «Слух обо мне пройдет по всей Руси
великой…» «И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал, что в мой жестокий век восславил я
Свободу и милость к падшим призывал».
Очень труден и драматичен вопрос об отношении двух
великих символов в жизни общества: символа «хлеба» и символа «
свободы».
Два
великих принципа жизни —
свобода и любовь могут вступить в конфликт.
Будут ходить по земле люди вольные,
великие свободой своей, все пойдут с открытыми сердцами, сердце каждого чисто будет от зависти, и беззлобны будут все.
Неточные совпадения
Если ты позволить мне рекапитюлировать, дело было так: когда вы расстались, ты был
велик, как можно быть великодушным: ты отдал ей всё —
свободу, развод даже.
— Да, Вера, теперь я несколько вижу и понимаю тебя и обещаю: вот моя рука, — сказал он, — что отныне ты не услышишь и не заметишь меня в доме: буду «умник», — прибавил он, — буду «справедлив», буду «уважать твою
свободу», и как рыцарь буду «великодушен», буду просто —
велик! Я — grand coeur! [великодушен! (фр.)]
— Каково: это идеал, венец
свободы! Бабушка! Татьяна Марковна! Вы стоите на вершинах развития, умственного, нравственного и социального! Вы совсем готовый, выработанный человек! И как это вам далось даром, когда мы хлопочем, хлопочем! Я кланялся вам раз, как женщине, кланяюсь опять и горжусь вами: вы
велики!
Время сняло с вас много оков, наложенных лукавой и грубой тиранией: снимет и остальные, даст простор и
свободу вашим
великим, соединенным силам ума и сердца — и вы открыто пойдете своим путем и употребите эту
свободу лучше, нежели мы употребляем свою!
— Долго рассказывать… А отчасти моя идея именно в том, чтоб оставили меня в покое. Пока у меня есть два рубля, я хочу жить один, ни от кого не зависеть (не беспокойтесь, я знаю возражения) и ничего не делать, — даже для того
великого будущего человечества, работать на которого приглашали господина Крафта. Личная
свобода, то есть моя собственная-с, на первом плане, а дальше знать ничего не хочу.