Неточные совпадения
Самый любящий, добрый, сердечный
человек может безбоязненно принимать муку свершающейся истории, жестокость исторической
борьбы.
Современные
люди охотно соглашаются воспользоваться результатами старых насилий, старой
борьбы, старых перераспределений и аннексий.
Жизнь историческая, национальная, задачи истории,
борьба народов и царств, великие исторические
люди — все это казалось Л. Толстому несущественным, нереальным, обманчивой и внешней оболочкой жизни.
Жестокая судьба государства есть в конце концов судьба
человека, его
борьба с хаотическими стихиями в себе и вокруг себя, с изначальным природным злом, восхождение
человека к высшему и уже сверхгосударственному бытию.
Бесспорно достоинство
человека в бесстрашии перед смертью, в свободном принятии смерти в этом мире, но для окончательной победы над смертью, для
борьбы против торжества смерти.
Можно сказать, что существование Бога есть хартия вольностей
человека, есть внутреннее его оправдание в
борьбе с природой и обществом за свободу.
Отношение
человека к Богу предполагает драматическую
борьбу между царством Духа и царством Кесаря, прохождение через дуализм, во имя окончательного монизма, который может раскрыться лишь эсхатологически.
Можно установить четыре периода в отношении
человека к космосу: 1) погружение
человека в космическую жизнь, зависимость от объектного мира, невыделенность еще человеческой личности,
человек не овладевает еще природой, его отношение магическое и мифологическое (примитивное скотоводство и земледелие, рабство); 2) освобождение от власти космических сил, от духов и демонов природы,
борьба через аскезу, а не технику (элементарные формы хозяйства, крепостное право); 3) механизация природы, научное и техническое овладение природой, развитие индустрии в форме капитализма, освобождение труда и порабощение его, порабощение его эксплуатацией орудий производства и необходимость продавать труд за заработную плату; 4) разложение космического порядка в открытии бесконечно большого и бесконечно малого, образование новой организованности, в отличие от органичности, техникой и машинизмом, страшное возрастание силы
человека над природой и рабство
человека у собственных открытий.
Революционность в социальной
борьбе за новое общество определяется обычно не по социальному идеалу, и не по духовному и моральному изменению
людей, создающих новое общество, а по средствам, которые применяются в
борьбе, по степени применения насилия.
Новый
человек поклоняется идеалу или идолу производительности, превращающему
человека в функцию производства, поклоняется силе и успеху, беспощаден к слабым, он движим соревнованием в
борьбе и, что самое важное, в нем происходит ослабление и почти уничтожение духовности.
Социальная
борьба, отвлекающая
человека от размышлений над своей судьбой и смыслом своего существования, уляжется, и
человек будет поставлен перед трагизмом смерти, трагизмом любви, трагизмом конечности всего в этом мире.
Но
борьба против власти объективации, т. е. власти Кесаря, происходит в пределах царства объективации, от которого
человек не может просто отвернуться и уйти.
Матвей глядел на все это со смешанным чувством: чем-то родственным веяло на него от этого простора, где как будто еще только закипала первая
борьба человека с природой, и ему становилось грустно: так же вот где-нибудь живут теперь Осип и Катерина, а он… что будет с ним в неведомом месте после всего, что он наделал?
Неточные совпадения
Прежде бывало, — говорил Голенищев, не замечая или не желая заметить, что и Анне и Вронскому хотелось говорить, — прежде бывало вольнодумец был
человек, который воспитался в понятиях религии, закона, нравственности и сам
борьбой и трудом доходил до вольнодумства; но теперь является новый тип самородных вольнодумцев, которые вырастают и не слыхав даже, что были законы нравственности, религии, что были авторитеты, а которые прямо вырастают в понятиях отрицания всего, т. е. дикими.
Да, про то, что говорит Яшвин:
борьба за существование и ненависть — одно, что связывает
людей.
Он знал, что единственное спасение от
людей — скрыть от них свои раны, и он это бессознательно пытался делать два дня, но теперь почувствовал себя уже не в силах продолжать эту неравную
борьбу.
А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного счастия, потому, что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой
борьбе с
людьми или с судьбою…
Кажется, как будто ее мало заботило то, о чем заботятся, или оттого, что всепоглощающая деятельность мужа ничего не оставила на ее долю, или оттого, что она принадлежала, по самому сложению своему, к тому философическому разряду
людей, которые, имея и чувства, и мысли, и ум, живут как-то вполовину, на жизнь глядят вполглаза и, видя возмутительные тревоги и
борьбы, говорят: «<Пусть> их, дураки, бесятся!