Прежние эпохи знали лишь вопрос об оправдании наук и искусств или создании новых форм общественности, но не знали
религиозного вопроса о творчестве, о раскрытии творческой тайны о человеке в новую мировую эпоху.
Неточные совпадения
Вопрос о
религиозном смысле творчества до сих пор еще никогда не был поставлен, такой
вопрос не возникал даже в сознании.
Но перед нами встает
вопрос: есть ли другой
религиозный путь, иной
религиозный опыт, опыт творческого экстаза?
Старое
религиозное сознание могло лишь поставить
вопрос об оправдании творческого опыта.
Новое
религиозное сознание ставит
вопрос о творческом опыте как
религиозном, как оправдывающем, а не требующем оправдания.
Ныне мир идет к новым формам аскетической дисциплины [Недаром так назрел
вопрос о приобщении дисциплинирующей мудрости йогов к
религиозному сознанию.
И вот рождается
вопрос: в жертве гения, в его творческом исступлении нет ли иной святости перед Богом, иного
религиозного делания, равнодостойного канонической святости?
Характерно, что Булгаков в своей философии хозяйства, которая для него есть часть натурфилософии, совсем не ставит социального
вопроса,
религиозного социального
вопроса, который всегда есть
вопрос о существовании неправды, несправедливости в мире, а не только греха.].
Неточные совпадения
Сочинение это долженствовало обнять всю Россию со всех точек — с гражданской, политической,
религиозной, философической, разрешить затруднительные задачи и
вопросы, заданные ей временем, и определить ясно ее великую будущность — словом, большого объема.
Религиозные настроения и
вопросы метафизического порядка никогда не волновали Самгина, к тому же он видел, как быстро
религиозная мысль Достоевского и Льва Толстого потеряла свою остроту, снижаясь к блудному пустословию Мережковского, становилась бесстрастной в холодненьких словах полунигилиста Владимира Соловьева, разлагалась в хитроумии чувственника Василия Розанова и тонула, исчезала в туманах символистов.
И потому для уяснения этого
вопроса он взял не Вольтера, Шопенгауера, Спенсера, Конта, а философские книги Гегеля и
религиозные сочинения Vіnеt, Хомякова и, естественно, нашел в них то самое, что ему было нужно: подобие успокоения и оправдания того
религиозного учения, в котором он был воспитан и которое разум его давно уже не допускал, но без которого вся жизнь переполнялась неприятностями, а при признании которого все эти неприятности сразу устранялись.
В
религиозном отношении он был также типичным крестьянином: никогда не думал о метафизических
вопросах, о начале всех начал, о загробной жизни. Бог был для него, как и для Араго, гипотезой, в которой он до сих пор не встречал надобности. Ему никакого дела не было до того, каким образом начался мир, по Моисею или Дарвину, и дарвинизм, который так казался важен его сотоварищам, для него был такой же игрушкой мысли, как и творение в 6 дней.
В них с новой остротой ставится
вопрос о человеке и требование новой
религиозной и философской антропологии.