Понять
природу искусства, с его классической завершенностью и романтической устремленностью, лучше всего можно в Италии, в священной стране творчества и красоты, интуитивным вникновением в Возрождение раннее и позднее [Очень интересна для нашей темы статья Зиммеля о Микеланджело.
Неточные совпадения
Эта крайность и узость марксизма имеет значение для разрушения той наивно-поверхностной веры, что «науки и
искусства» — подлинное творчество, откровение творческой
природы человека.
Более того, в настоящем реалистическом
искусстве есть черты символизма, отражающие вечную
природу всякого
искусства.
Конечно, символизм можно вскрыть в самом существе всякого подлинного, большого
искусства, в самой
природе творческого акта, рождающего ценность красоты.
В теургии творчество красоты в
искусстве соединяется с творчеством красоты в
природе.
Искусство должно стать новой, преображенной
природой.
Сама
природа есть произведение
искусства, и красота в ней есть творчество.
Философия и наука есть неудача в творческом познании истины;
искусство и литература — неудача в творчестве красоты; семья и половая жизнь — неудача в творчестве любви; мораль и право — неудача в творчестве человеческих отношений; хозяйство и техника — неудача в творческой власти человека над
природой.
А ведь в самой
природе науки, философии, морали,
искусства, государства, хозяйства и даже внешней церкви скрыта плохая бесконечность, дурная множественность.
Другое возражение нисколько не прилагается к воззрению, нами высказанному: из предыдущего развития видно, что воспроизведение или «повторение» предметов и явлений
природы искусством — дело вовсе не излишнее, напротив — необходимое.
Неточные совпадения
Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу: бедно, разбросанно и неприютно в тебе; не развеселят, не испугают взоров дерзкие дива
природы, венчанные дерзкими дивами
искусства, города с многооконными высокими дворцами, вросшими в утесы, картинные дерева и плющи, вросшие в домы, в шуме и в вечной пыли водопадов; не опрокинется назад голова посмотреть на громоздящиеся без конца над нею и в вышине каменные глыбы; не блеснут сквозь наброшенные одна на другую темные арки, опутанные виноградными сучьями, плющами и несметными миллионами диких роз, не блеснут сквозь них вдали вечные линии сияющих гор, несущихся в серебряные ясные небеса.
Словом, все было хорошо, как не выдумать ни
природе, ни
искусству, но как бывает только тогда, когда они соединятся вместе, когда по нагроможденному, часто без толку, труду человека пройдет окончательным резцом своим
природа, облегчит тяжелые массы, уничтожит грубоощутительную правильность и нищенские прорехи, сквозь которые проглядывает нескрытый, нагой план, и даст чудную теплоту всему, что создалось в хладе размеренной чистоты и опрятности.
Подобная игра
природы, впрочем, случается на разных исторических картинах, неизвестно в какое время, откуда и кем привезенных к нам в Россию, иной раз даже нашими вельможами, любителями
искусства, накупившими их в Италии по совету везших их курьеров.
Три фигуры следовали за ним и по ту сторону Альп, когда перед ним встали другие три величавые фигуры:
природа,
искусство, история…
Райский, живо принимая впечатления, меняя одно на другое, бросаясь от
искусства к
природе, к новым людям, новым встречам, — чувствовал, что три самые глубокие его впечатления, самые дорогие воспоминания, бабушка, Вера, Марфенька — сопутствуют ему всюду, вторгаются во всякое новое ощущение, наполняют собой его досуги, что с ними тремя — он связан и той крепкой связью, от которой только человеку и бывает хорошо — как ни от чего не бывает, и от нее же бывает иногда больно, как ни от чего, когда судьба неласково дотронется до такой связи.