Неточные совпадения
И нельзя не допускать до этого пути
на том основании, что греховна человеческая
природа и погружена в низшие сферы.
Наука есть специфическая реакция человеческого духа
на мир, и из анализа
природы науки и научного отношения к миру должно стать ясно, что навязывание научности другим отношениям человека к миру есть рабская зависимость духа.
Ученые расчленяли мировую данность
на отдельные, специальные сферы и давали экономически сокращенное описание отдельных сфер под наименованием законов
природы.
Познание человека покоится
на предположении, что человек — космичен по своей
природе, что он — центр бытия.
Хорошо говорит Лотце: «Из всех заблуждений человеческого духа самым чудным казалось мне всегда то, как дошел он до сомнения в своем собственном существе, которое он один непосредственно переживает, или как попал он
на мысль возвратить себе это существо в виде подарка со стороны той внешней
природы, которую мы знаем только из вторых рук, именно посредством нами же отринутого духа» [См. Лотце. Микрокосм.
Почти непостижимо, как дробная часть
природы, во всем зависящая от ее неотвратимого круговорота, осмелилась восстать против
природы и предъявить свои права
на иное происхождение и иное назначение.
Поэтому философия эта опознает
природу человека как образа и подобия абсолютного бытия, как микрокосма, как верховного центра бытия и проливает свет
на таинственную двойственность
природы человека.
Неумирающая истина астрологии была в этой глубокой уверенности, что
на человеке и судьбе его отпечатлены все наслоения космоса, все сферы неба, что человек по
природе космичен.
Человек-микрокосм ответствен за весь строй
природы, и то, что в нем совершается, отпечатлевается
на всей
природе.
Дарвин показал, что человек не есть абсолютный центр этой скромной планеты земли: он — одна из форм органической жизни
на земле, той же
природы, что и другие формы, один из моментов эволюции.
Человеческая
природа, подобная Творцу, не могла быть сотворена Творцом лишь для того, чтобы, согрешив, искупить свой грех и в дело искупления вложить все свои силы
на протяжении всего мирового процесса.
Его по-своему предчувствовали некоторые учителя Церкви — мистики, напр., св. Максим Исповедник [Вот как излагает Бриллиантов учение св. Максима Исповедника: «Уже в самом воплощении и рождении Христос уничтожает первое и главное разделение
природы человеческой
на мужской и женский пол.
Через бессеменное зачатие и нетленное рождение Он разрушает законы плотской
природы, показывая, что Богу был, вероятно, известен иной способ размножения людей, отличный от нынешнего, и устраняя самым делом различие и разделение человеческой
природы на полы, как такое, в котором для человека не было нужды и без которого он может существовать» («Влияние восточного богословия
на западное». с.
Не могло быть в дотворческую мировую эпоху сознано, что сама оргийность пола должна быть преображена, выведена из родового круговорота
природы и направлена
на творчество новой жизни, нового мира, а не истреблена.
На творчестве художественном ясно раскрывается символическая
природа всякого творчества культуры.
Творческую мораль нельзя основать
на отрывании и противоположении человеческого и божественного — в ней всегда открывается серафическая
природа человека.
Любовное соединение человека с человеком и человека с
природой так же мало достижимо
на почве общественности социалистической, как и
на почве общественности буржуазно-капиталистической.
«Человек, который думает, что получает ответы
на свои молитвы, не знает, что исполнение его молитв исходит из его собственной
природы, что ему удалось посредством мысленного молитвенного настроения пробудить чистоту той бесконечной силы, которая дремала внутри его самого.
Бриллиантов в своей превосходной книге «Влияние восточного богословия
на западное в произведениях Иоанна Скотта Эригены» так излагает учение Эригены: «В конце концов человеческая
природа в ее причинах, т. е. идеях, прейдет в Самого Бога: насколько в Нем именно и существуют идеи…
Всякая магия, основанная всегда
на общении с духами
природы, была признана христианским сознанием черной, все духи
природы — демонами.
Скрытые, оккультные силы человека, потенциально всегда ему присущие, но подавленные грехом, должны раскрыться, выявиться и направиться
на творчество в
природе.
Ныне человечество созрело для новой религиозной жизни не потому, что стало совершенным и безгрешным, не потому, что исполнило все заветы Петровой церкви, но потому, что сознание человека
на вершине культуры достигло зрелой и конечной остроты и
природа человека раздвоилась до обнаружения последних своих первооснов.
— Ну так что ж, ну и на разврат! Дался им разврат. Да люблю, по крайней мере, прямой вопрос. В этом разврате по крайней мере, есть нечто постоянное, основанное даже
на природе и не подверженное фантазии, нечто всегдашним разожженным угольком в крови пребывающее, вечно поджигающее, которое и долго еще, и с летами, может быть, не так скоро зальешь. Согласитесь сами, разве не занятие в своем роде?
Неточные совпадения
Суп в кастрюльке прямо
на пароходе приехал из Парижа; откроют крышку — пар, которому подобного нельзя отыскать в
природе.
— Валом валит солдат! — говорили глуповцы, и казалось им, что это люди какие-то особенные, что они самой
природой созданы для того, чтоб ходить без конца, ходить по всем направлениям. Что они спускаются с одной плоской возвышенности для того, чтобы лезть
на другую плоскую возвышенность, переходят через один мост для того, чтобы перейти вслед за тем через другой мост. И еще мост, и еще плоская возвышенность, и еще, и еще…
То был прекрасный весенний день.
Природа ликовала; воробьи чирикали; собаки радостно взвизгивали и виляли хвостами. Обыватели, держа под мышками кульки, теснились
на дворе градоначальнической квартиры и с трепетом ожидали страшного судбища. Наконец ожидаемая минута настала.
Несмотря
на мрачность окружающей
природы, он чувствовал себя особенно возбужденным.
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге
на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела
на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало
на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к
природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.