Неточные совпадения
Истинный путь не
есть движение вправо или влево по плоскости «
мира», но движение вверх или вглубь по линии внемирной, движение
в духе, а не
в «
мире».
Ибо изначальный грех и
есть рабство, несвобода духа, подчинение диавольской необходимости, бессилие определить себя свободным творцом, утеря себя через утверждение себя
в необходимости «
мира», а не
в свободе Бога.
Выход из рабства
в свободу, из вражды «
мира»
в космическую любовь
есть путь победы над грехом, над низшей природой.
Наступают времена
в жизни человечества, когда оно должно помочь само себе, сознав, что отсутствие трансцендентной помощи не
есть беспомощность, ибо бесконечную имманентную помощь найдет человек
в себе самом, если дерзнет раскрыть
в себе творческим актом все силы Бога и
мира,
мира подлинного
в свободе от «
мира» призрачного.
Их рабство у «
мира»
есть погруженность
в себя.
Но
в более глубоком смысле вся новая история с ее рационализмом, позитивизмом, научностью
была ночной, а не дневной эпохой —
в ней померкло солнце
мира, погас высший свет, все освещение
было искусственным и посредственным.
Но «
мир сей»
есть лишь один из моментов внутреннего божественного процесса творчества космоса, движения
в Троичности Божества, рождения
в Боге Человека.
Поэтому,
будучи монистом и имманентистом
в последней глубине мистического опыта, веря
в божественность
мира, во внутреннюю божественность мирового процесса,
в небесность всего земного,
в божественность лика человеческого, я
в пути утверждаю расщепление, дуализм свободы и необходимости, Бога, божественной жизни и «
мира», мировой данности, добра и зла, трансцендентного и имманентного.
Все
в мире должно
быть имманентно вознесено на крест.
И
в ограниченной логике
есть верная реакция на ограниченное состояние данного
мира.
Необходимость
в мышлении
есть лишь его самосохранение
в приспособлении к необходимости
мира.
Необходимость
мира должна
быть опознана, и для этого должна
быть выработана соответствующая необходимость
в мышлении.
Наше познание — выражаясь образно —
есть постоянное вживание
в основание
мира» (с. 84).].
Философия
есть искусство познания
в свободе через творчество идей, противящихся мировой данности и необходимости и проникающих
в запредельную сущность
мира.
Для поддержания жизни
в этом
мире философия никогда не
была необходима, подобно науке, — она необходима
была для выхода за пределы данного
мира.
В действительности интуиция
есть симпатическое вживание, вникновение
в мир,
в существо
мира и потому предполагает соборность.
Наука о ценностях
есть в конце концов один из видов метафизики сущего, метафизики смысла
мира, и всего менее научной.
Есть ли творческая подвижность реального,
в которую, по Бергсону, проникает метафизическая интуиция, сама действительность
мира?
Научные понятия — экономически самое полезное и логически самое верное проникновение
в мир необходимости, а метафизическая интуиция
есть уже проникновение
в мир иной, лежащий за пределами всего данного, и постижение данного
мира лишь как частного и болезненного состояния иного
мира.
А познание
есть жизнь и динамика
в бытии,
в познании цветет
мир.
Для Федорова философия должна перестать
быть пассивным созерцанием, она должна стать активным действием
в мире.
В творческом познавательном акте философии
есть порыв к иному бытию, иному
миру,
есть дерзновение на запредельную тайну.
Если истина
в том, что
мир есть необходимость, а не свобода, что
в мире нет смысла, то бесчестно и бессовестно отворачиваться от этой истины и выдумывать несуществующую свободу и смысл, признавать истиной то, чего хочешь.
Пафос послушания необходимости, т. е. тому, каков
мир есть, перерождается
в пафос истины.
Не может
быть истины о том, что
мир есть лишь бессмысленная необходимость, потому что исключительная власть необходимости
есть власть тьмы,
в которой нет истины, нет пути к освобождению.
Истина
есть свет, и нельзя признавать истину и отрицать всякий свет
в мире.
Сама истина противится
миру, каков он
есть, каким он дан, иначе она не
была бы ценностью, смыслом, иначе не жил бы
в ней Логос.
Рефлектирующий и сомневающийся не может
быть активным
в мире, не может
быть воином, он весь погружен
в ослабляющее его самораздвоение, он не уверен
в той активной, творческой силе, которой мог бы воздействовать на
мир.
В Гегеле идеализм перерождается
в реализм [«Учение о том, что мы должны только отбросить всякие предположения и смотреть на
мир, как он
есть, для того, чтобы
в нем найти разум, Гегель и пытался обосновать
в своей логике».
Философия творчества может
быть лишь философией творящих, т. е.
в творческом акте переходящих за границы данного
мира.
Позитивизм
был крайним выражением стремления не только постигнуть
мир внешним путем, уходящим как можно дальше от внутреннего человека, но и самого человека поставить
в ряд внешних вещей
мира.
Само сознание человека как центра
мира,
в себе таящего разгадку
мира и возвышающегося над всеми вещами
мира,
есть предпосылка всякой философии, без которой нельзя дерзать философствовать.
Кто философски познает
мир, тот должен превышать все вещи
мира, тот не может
быть одной из вещей
мира в ряду других, тот сам должен
быть миром.
Но и эмпирики, и позитивисты, и рационалисты, и критицисты — все по-своему и частично исходят из предположения, что
в человеке должны
быть исключительные источники для познания
мира.
Философия и
есть внутреннее познание
мира через человека,
в то время как наука
есть внешнее познание
мира вне человека.
Природный
мир не
в силах
был бы перерасти себя
в высшем самосознании человека —
в природных силах «
мира сего» не заложено никакой возможности такого самосознания.
Человек, всечеловек, носитель абсолютной человечности, пришедший
в сознание после обморока своего
в природном
мире, после падения своего
в природную необходимость, сознает свою бесконечную природу, которая не может
быть удовлетворена и насыщена временными осуществлениями.
Человек по существу своему
есть уже разрыв
в природном
мире, он не вмещается
в нем.
Эта философия
была в большей или меньшей степени подавлена зависимым положением человека
в природном
мире.
Уж слишком хорошо понимает Фейербах, что «Христос
есть прообраз, сущее понятие человечества, совокупность всех нравственных и божественных совершенств, исключающее все отрицательное и несовершенное, чистый, небесный, безгрешный человек, человек рода, Адам Кадмен (Адам Кадмон) [Адам первоначальный, человек первоначальный —
в мистической традиции иудаизма абсолютное, духовное явление человеческой сущности до начала времен как первообраз для духовного
мира, а также для человека (как эмпирической реальности).
Мистика всегда
была глубоко противоположна тому психологизму, который видит
в человеке замкнутое индивидуальное существо, дробную часть
мира.
Как только появился человек, все
было закончено, и
мир высший и
мир низший, потому что все заключено
в человеке, он соединяет все формы» [Цитирую по известной книге А. Франка «La Kabbale ou la philosophie religieuse des Hébreux».
«Человек, который должен
был стать Богом
в малом (микротеосом), стал
миром в малом (микрокосмом), не утратив, однако, предназначения и долга стать микротеосом» [См. там же, с. 200.].
В каждой отдельной способности человека — целый
мир в зародыше, который и выявляется от времени до времени при дисгармоническом раздражении» [См. там же, с. 303.]. «Поскольку человек по своей двойственной природе
есть зеркало самой Истины
в том смысле, что законы всего духовного и всего чувственного коренятся
в его собственных законах, постольку человек божественной природы» [См. там же, с. 304.]. «Истинно благая воля
в человеке
есть Христос
в нем» [См. там же, с. 352.].
Он сам — как
мир человеческий —
есть опосредующая воля, причина действующая, расположенная между этими двумя природами, чтобы служить им связью, средством соединения и воссоединить два действия, два движения, которые иначе
были бы несовместимы» (фр.).]] скрыто исключительное антропологическое сознание, которое трудно найти
в официальных церковных учениях и
в официальных философских учениях [Замечательно учил Парацельс о творческой роли человека
в мире.
Поэтому
в мире есть динамически-творческая бого-человеческая иерархия и нетворческая, статическая ангело-звериная иерархия.
Клерикализм и
есть господство ангельского начала
в мире вместо начала человеческого.
Священство — ангельской, а не человеческой природы и потому не может
быть творчески-активным
в мире; священство — лишь медиум божественного.
Замкнутое небо
мира средневекового и
мира античного разомкнулось, и открылась бесконечность
миров,
в которой потерялся человек с его притязаниями
быть центром вселенной.
Приниженное положение, которое занял человек
в данном состоянии природного
мира и данной планетной системе, ничего не говорит против его центрального положения
в бытии, против той абсолютной истины, что человек
есть точка пересечения всех планов бытия.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (
Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает
есть.)Я думаю, еще ни один человек
в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот
был прост; накинется // Со всей воинской силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся //
В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по
миру, // Не отойдя сосет!
Оно и правда: можно бы! // Морочить полоумного // Нехитрая статья. // Да
быть шутом гороховым, // Признаться, не хотелося. // И так я на веку, // У притолоки стоючи, // Помялся перед барином // Досыта! «Коли
мир // (Сказал я,
миру кланяясь) // Дозволит покуражиться // Уволенному барину //
В останные часы, // Молчу и я — покорствую, // А только что от должности // Увольте вы меня!»
Мельком, словно во сне, припоминались некоторым старикам примеры из истории, а
в особенности из эпохи, когда градоначальствовал Бородавкин, который навел
в город оловянных солдатиков и однажды,
в минуту безумной отваги, скомандовал им:"Ломай!"Но ведь тогда все-таки
была война, а теперь… без всякого повода… среди глубокого земского
мира…
Начертавши прямую линию, он замыслил втиснуть
в нее весь видимый и невидимый
мир, и притом с таким непременным расчетом, чтоб нельзя
было повернуться ни взад, ни вперед, ни направо, ни налево.