Неточные совпадения
Толстого, с Иваном Карамазовым, Версиловым, Ставрогиным, князем Андреем и дальше с тем типом, который Достоевский назвал «скитальцем земли
русской», с Чацким, Евгением Онегиным, Печориным и
другими.
И в этом я отличаюсь от
других течений
русской религиозной философии, которая чувствует большую связь с Платоном и Шеллингом.
У Мережковского, как и у многих
других русских того времени, ницшеанство связывалось с половым оргиазмом.
Проблема нового религиозного сознания в христианстве для меня стояла иначе, иначе формулировалась, чем в
других течениях
русской религиозной мысли начала XX века.
У
русских писателей, переходивших за границы искусства, у Гоголя, у Л. Толстого, у Достоевского и многих
других остро ставилась эта тема.
Благодаря Андерсену, Лаури и
другим стала возможна культурная деятельность YMCA, которая издавала
русских писателей, изгнанных из своей родины.
И я действительно менее
других русских чувствовал себя иностранцем в Западной Европе, более
других участвовал в жизни самого Запада.
Осуществиться журнал мог только благодаря доктору Мотту, человеку сильного характера, замечательному христианскому деятелю, возглавлявшему Христианский союз молодых людей и Христианскую студенческую федерацию, большому
другу русских и православия.
Я обыкновенно вторгался как представитель иного мира, хотя я, может быть, более
других русских усвоил себе характер французского мышления.
Всякий истинно
русский человек интересуется вопросом о смысле жизни и ищет общения с
другими в искании смысла.
Русские очень легко задевают личность
другого человека, говорят вещи обидные, бывают неделикатны, имеют мало уважения к тайне всякой личности.
Русские самолюбивы, задевают самолюбие
другого и сами бывают задеты.
Из книг
другого типа: «Судьба человека в современном мире», которая гораздо лучше формулирует мою философию истории современности, чем «Новое средневековье», и «Источники и смысл
русского коммунизма», для которой должен был много перечитать по
русской истории XIX века, и «
Русская идея».
В какой-то точке я более соприкасался с Л. Шестовым, чем с
другими русскими мыслителями начала XX века, хотя между нами была и большая разница.
Советскую власть я считал единственной
русской национальной властью, никакой
другой нет, и только она представляет Россию в международных отношениях.
Война представлялась ему только в том, что он подвергал себя опасности, возможности смерти и этим заслуживал и награды, и уважение и здешних товарищей, и своих
русских друзей.
— Это в первый раз случилось, но, впрочем, вот видишь, как все хорошо вышло: теперь у меня есть
русский друг в Париже. Ведь, мы друзья, правда?
Кстати сказать, последняя, получив от «неизвестных»
русских друзей небольшую сумму денег еще два месяца тому назад, немного оправилась.
Неточные совпадения
Еще во времена Бородавкина летописец упоминает о некотором Ионке Козыре, который, после продолжительных странствий по теплым морям и кисельным берегам, возвратился в родной город и привез с собой собственного сочинения книгу под названием:"Письма к
другу о водворении на земле добродетели". Но так как биография этого Ионки составляет драгоценный материал для истории
русского либерализма, то читатель, конечно, не посетует, если она будет рассказана здесь с некоторыми подробностями.
На
другой день по своем приезде князь в своем длинном пальто, со своими
русскими морщинами и одутловатыми щеками, подпертыми крахмаленными воротничками, в самом веселом расположении духа пошел с дочерью на воды.
— Вот это всегда так! — перебил его Сергей Иванович. — Мы,
Русские, всегда так. Может быть, это и хорошая наша черта — способность видеть свои недостатки, но мы пересаливаем, мы утешаемся иронией, которая у нас всегда готова на языке. Я скажу тебе только, что дай эти же права, как наши земские учреждения,
другому европейскому народу, — Немцы и Англичане выработали бы из них свободу, а мы вот только смеемся.
Услыхав с
другой стороны подъезда шаги, всходившие на лестницу, обер-кельнер обернулся и, увидав
русского графа, занимавшего у них лучшие комнаты, почтительно вынул руки из карманов и, наклонившись, объяснил, что курьер был и что дело с наймом палаццо состоялось.
В чем состояла особенность его учения, Левин не понял, потому что и не трудился понимать: он видел, что Метров, так же как и
другие, несмотря на свою статью, в которой он опровергал учение экономистов, смотрел всё-таки на положение
русского рабочего только с точки зрения капитала, заработной платы и ренты.