Неточные совпадения
Для философа было слишком много событий: я сидел четыре раза в тюрьме, два раза в старом режиме и два раза в новом, был
на три года сослан
на север, имел процесс, грозивший мне вечным поселением в Сибири, был выслан из
своей родины и, вероятно, закончу
свою жизнь в изгнании.
Отец был кавалергардским офицером, но рано вышел в отставку, поселился в
своем имении Обухове,
на берегу Днепра, был одно время предводителем дворянства, в Турецкую войну опять поступил
на военную службу, потом в течение 25 лет был председателем правления Земельного банка Юго-Западного края.
Возвращаюсь к
своей реакции
на кадетский корпус.
По характеру
своему я принадлежу к людям, которые отрицательно реагируют
на окружающую среду и склонны протестовать.
Вместо этого переезда я осуществил
свою мечту, вышел из шестого класса кадетского корпуса и начал готовиться
на аттестат зрелости для поступления в университет.
Это выражалось и в том, что я любил устраивать
свою комнату и выделять ее из всей квартиры, не выносил никаких посягательств
на мои вещи.
У меня было острое чувство
своей особенности, непохожести
на других.
Если гордость была в более глубоком пласте, чем мое внешнее отношение к людям, то в еще большей глубине было что-то похожее
на смирение, которое я совсем не склонен рассматривать как
свою добродетель.
В
своих писаниях я не выражаю обратного тому, что я
на самом деле.
Мне легко было выражать
свою эмоциональную жизнь лишь в отношении к животным,
на них изливал я весь запас
своей нежности.
«Первые» умудрились оправдать
свое положение
на основании христианского учения.
В действительности скептик изменяет
своему скепсису
на каждом шагу и потому только живет, выражает себя в слове, движется.
Однажды
на пороге отрочества и юности я был потрясен мыслью: пусть я не знаю смысла жизни, но искание смысла уже дает смысл жизни, и я посвящу
свою жизнь этому исканию смысла.
Основная метафизическая идея, к которой я пришел в результате
своего философского пути и духовного опыта,
на котором был основан этот путь, это идея примата свободы над бытием.
Источник
своей революционности я всегда видел в изначальной невозможности принять миропорядок, подчиниться чему-либо
на свете.
Еще будучи студентом, но уже начав
свою литературную деятельность, я попал, в одну из
своих первых поездок в Петербург,
на литературный вечер радикальных и даже марксистских кругов.
Как я говорил уже, широкие круги левой интеллигенции относились отрицательно и враждебно к «идеалистическому» движению, выдвигавшему
на первый план проблемы духовной культуры, и по
своему миросозерцанию держались за старый позитивизм.
Мережковские всегда имели тенденции к образованию
своей маленькой церкви и с трудом могли примириться с тем, что тот,
на кого они возлагали надежды в этом смысле, отошел от них и критиковал их идеи в литературе.
Я считаю
своей слабостью, что в период моей близости к движению умов и душ того времени у меня несколько ослабел и отодвинулся
на второй план присущий мне социальный интерес.
Но никто из творцов той эпохи не согласился бы
на ограничение свободы
своего творчества во имя какого-либо реального коллектива.
Он любил читать Библию и
на полях делал
свои критические замечания совершенно в вольтерианском, рационалистическом духе.
Для описания
своего духовного пути я должен все время настаивать
на том, что я изошел в
своей религиозной жизни из свободы и пришел к свободе.
После ее приезда в Москву вот что произошло со мной: я лежал в
своей комнате,
на кровати, в состоянии полусна; я ясно видел комнату, в углу против меня была икона и горела лампадка, я очень сосредоточенно смотрел в этот угол и вдруг под образом увидел вырисовавшееся лицо Минцловой, выражение лица ее было ужасное, как бы одержимое темной силой; я очень сосредоточенно смотрел
на нее и духовным усилием заставил это видение исчезнуть, страшное лицо растаяло.
Требование, предъявленное мне, чтобы я оправдал ссылкой
на тексты Священного Писания
свою идею о религиозном смысле творчества человека, было непониманием проблемы.
Творческий акт в
своей первоначальной чистоте направлен
на новую жизнь, новое бытие, новое небо и новую землю,
на преображение мира.
И более всего, может быть, ответственность лежит
на историческом христианстве,
на христианах, не исполнивших
своего долга.
В прошлом он хотел стать католическим монахом, и
свою фанатическую веру он перенес
на коммунизм.
К Живой церкви я относился отрицательно, так как ее представители начали
свое дело с доносов
на патриарха и Патриаршую церковь.
Но вместе с этим чувством вступления в зону бóльшей свободы у меня было чувство тоски расставания
на неопределенное время со
своей родиной.
Я приехал
на Запад со
своими русскими идеями.
Один очень почтенный и известный французский писатель сказал
на одном интернациональном собрании,
на котором я читал доклад: «Из всех народов французы более всего затруднены в
своих отношениях к ближнему, в общении с ним, это результат французского индивидуализма.
Я мог выражать лишь
свою мысль, лишь
свое миросозерцание,
свою религиозную философию,
на которых отпечатлелись резко индивидуальные черты.
И тем не менее моя универсальная по
своему духу мысль, наиболее ценимая
на Западе, заключает в себе русскую проблематику, она родилась в русской душе.
За 25 лет моей жизни
на Западе я часто обращал
свой взор
на Россию, и именно взор
на Россию из Запада.
Жид произвел
на меня впечатление человека вполне искреннего в
своем приближении к коммунизму.
Эту большую силу злой воли, этот прогресс в зле я видел
на протяжении всей
своей жизни.
Люди очень легко объявляют наступление конца мира
на том основании, что переживает агонию и кончается историческая эпоха, с которой они связаны
своими чувствами, привязанностями и интересами.
На этих путях я начинаю творить
свой образ, возвеличенный или приниженный, объективированный во вне.
Несмотря
на скрытность моего характера, я ни сознательно, ни бессознательно не задавался целью скрывать себя в
своей мысли и писать обратное тому, что я есть в
своей глубине.
Мое главное достижение в том, что я основал дело
своей жизни
на свободе.
Я не могу поставить себя вне судьбы
своего народа, оставаясь
на высоте каких-нибудь отвлеченных либерально-демократических принципов.
Это не значит согласовать
свою мысль и
свое поведение с директивами советского посольства, думать и писать с постоянной оглядкой
на него.
На этих размышлениях кончаю
свою книгу.
Особенно отталкивает меня, когда очень ортодоксальные православные определяют
свое отношение к советской России
на основании принципа: «Несть бо власти, аще не от Бога».
Неточные совпадения
Один из них, например, вот этот, что имеет толстое лицо… не вспомню его фамилии, никак не может обойтись без того, чтобы, взошедши
на кафедру, не сделать гримасу, вот этак (делает гримасу),и потом начнет рукою из-под галстука утюжить
свою бороду.
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой
на догадки, и потому каждому слову
своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице
своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь
свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и
на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Пахом соты медовые // Нес
на базар в Великое, // А два братана Губины // Так просто с недоуздочком // Ловить коня упрямого // В
свое же стадо шли.
— Нет. Он в
своей каморочке // Шесть дней лежал безвыходно, // Потом ушел в леса, // Так пел, так плакал дедушка, // Что лес стонал! А осенью // Ушел
на покаяние // В Песочный монастырь.