Цитаты со словосочетанием «в теме»
И настоящее осмысливание заключается
в том, чтобы понять все происшедшее с миром как происшедшее со мной.
Наибольшую трудность я вижу
в том, что возможно повторение одной и той же темы в разных главах.
В той части русской армии, где находился мой дед, были убиты все начальствовавшие, начиная с генерала.
Моя тетя что-то вязала для императрицы Марии Федоровны, c которой была близка, и
в то же время презирала русских монархистов и даже главных деятелей не пускала к себе в дом.
Это выражалось и
в том, что я любил устраивать свою комнату и выделять ее из всей квартиры, не выносил никаких посягательств на мои вещи.
Меня часто в молодости называли Ставрогиным, и соблазн был
в том, что это мне даже нравилось (например, «аристократ в революции обаятелен», слишком яркий цвет лица, слишком черные волосы, лицо, походящее на маску).
Моя болезнь заключалась
в том, что я упреждал события во времени.
Меня часто упрекали
в том, что я не люблю достижения, реализации, не люблю успеха и победы, и называли это ложным романтизмом.
Прежде всего, я убежден
в том, что воображение еcть один из путей прорыва из этого мира в мир иной.
Это было обозначением легкого и счастливого типа,
в то время как я был трудный тип и переживал жизнь скорее мучительно.
Я от слишком многого уходил,
в то время как многое нужно было преображать.
Своеобразие моего философского типа прежде всего
в том, что я положил в основание философии не бытие, а свободу.
Это верно лишь
в том, что я не сын земли, не рожден от массовой стихии, я произошел от свободы.
Изначальность, непроизводность моей свободы выражалась
в том, что я мог принять «не-я», лишь сделав это «не-я» содержанием своего «я», введя его в свою свободу.
Вся ценность мысли Хомякова была
в том, что он мыслил соборность, которая была его творческим открытием, в неотрывной связи со свободой.
Великий Инквизитор у Достоевского упрекает Христа
в том, что, возложив на людей бремя свободы, Он не жалеет их.
Но моя слабость и мое несчастье было
в том, что моя жалость была более пассивной, чем активной.
Но воспользовались этой идеей
в то время, когда христианская Европа в нее верила, очень плохо, использовали в угоду инстинктов и интересов «первых», господствующих.
Но и
в том и в другом случае сомнение в существовании Бога имеет прежде всего эмоциональную природу.
Мучительные религиозные сомнения я переживаю лишь
в тот момент, когда допускаю истинность и верность застывшей традиционной догматической веры, вызывающей мой протест и даже негодование.
В то же время внешних побед я не искал.
Я покупал и читал с увлечением выходившую
в то время серию Павленкова «Жизнь замечательных людей», очень неровную и разнокачественную.
В то время, время довольно интенсивной интеллектуальной жизни в московских философских кружках, я пытался найти традицию русской философии.
Свою русскость я вижу
в том, что проблема моральной философии для меня всегда стояла в центре.
Основная тема моя была
в том, как дальше развить и вместе с тем преодолеть мысль Канта, пытаясь оправдать возможность познания первореальности до рационализации, до обработки сознанием.
Думаю, что особенность моей философии прежде всего
в том, что у меня иное понимание реальности, чем у большей части философских учений.
Я пытался убедить его
в том, что рационализм и особенно рационализм материалистов наивен, он основан на догматическом предположении о рациональности бытия и уж на особенно непонятном предположении о рациональности бытия материального.
Я имею в виду всякий чин,
в том числе и чин революционный.
И
в том и другом случае я отталкивался от довольства «миром сим», хотел выйти из этого мира к иному миру.
Марксизм раскрывал возможность победы революции,
в то время как старые революционные направления потерпели поражение.
В рабочей среде
в то время обнаружилось течение, враждебное интеллигенции, требовавшее самостоятельной активности рабочих.
Он сказал нам целую речь, из которой мне запомнились слова: «Ваша ошибка
в том, что вы не видите, что общественный процесс есть процесс органический, а не логический, и ребенок не может родиться раньше, чем на девятом месяце».
Я открывал себе возможность свободного движения мысли
в том направлении, по которому я и пошел.
Большое значение
в то время имело для меня чтение Ибсена.
В то время появились его первые книги, и меня особенно заинтересовала его книга о Ницше и Достоевском.
В те годы в меня проникло не только веяние Духа, но и веяние Диониса.
С Ницше у меня всегда было расхождение
в том главном, что Ницше в основной своей направленности «посюсторонен», он хочет быть «верен земле», и притяжение высоты оставалось для него в замкнутом круге этого мира.
Но в Вологде в эти годы были в ссылке люди, ставшие потом известными: А.М. Ремизов, П.Е. Щеголев, Б.В. Савинков, Б.А. Кистяковский, приехавший за ссыльной женой, датчанин Маделунг, впоследствии ставший известным датским писателем,
в то время представитель масляной фирмы, А. Богданов, марксистский философ, и А.В. Луначарский, приехавший немного позже меня.
В то время меня уже считали «идеалистом», проникнутым метафизическими исканиями.
Она вызвала много споров,
в том числе и споров в круге вологодских ссыльных.
Он был близок к взглядам Бернштейна, который очень нашумел
в то время своей книгой, обозначившей кризис немецкого марксизма.
Социал-демократы
в то время относились ко мне враждебно, хотя я и сохранил некоторые личные отношения и связи.
На «освобожденческих» банкетах, которыми
в то время полна была Россия, я себя чувствовал плохо, не на своем месте и, несмотря на свой активный темперамент, был сравнительно пассивен.
Какой-нибудь запоздалый рационалист и позитивист не мог рассчитывать
в то время на успех в любви.
Путаница, по-моему, заключалась
в том, что в действительности в истории христианства было не недостаточно, а слишком много «плоти» и было недостаточно духа.
Меня смешило, когда меня подозревали
в том, что я член оккультных обществ, масонских лож и тому подобное.
Несчастье культурного ренессанса начала XX века было
в том, что в нем культурная элита была изолирована в небольшом круге и оторвана от широких социальных течений того времени.
Интересно, что
в то время очень хотели преодолеть индивидуализм, и идея «соборности», соборного сознания, соборной культуры была в известных кругах очень популярна.
Мне казалось также, что мистико-анархическая свобода была легкой,
в то время как свобода трудна.
Я, очевидно, был «мистическим анархистом» в другом смысле, и тип мистического анархиста того времени мне был чужд, Я и сейчас мистический анархист
в том смысле, что Бог для меня есть прежде всего свобода и Освободитель от плена мира, Царство Божье есть царство свободы и безвластия.
Неточные совпадения
Но эгоцентризм,
в котором всегда есть что-то отталкивающее, для меня искупается
тем, что я самого себя и свою жизненную судьбу делаю предметом философского познания.
Если бы я писал дневник,
то, вероятно, постоянно записывал
в него слова: «Мне было это чуждо, я ни с чем не чувствовал слияния, опять, опять тоска по иному, по трансцендентному».
Главы книги я распределил не строго хронологически, как
в обычных автобиографиях, а по
темам и проблемам, мучившим меня всю жизнь.
Единственное оправдание, что
тема вновь будет возникать
в другой связи и другой обстановке.
Думая о своей жизни, я прихожу к
тому заключению, что моя жизнь не была жизнью метафизика
в обычном смысле слова.
Марсель Пруст, посвятивший все свое творчество проблеме времени, говорит
в завершительной своей книге Le temps retrouvé: «J’avais trop expérimenté l’impossibilité d’atteindre dans la réalité ce qui était au fond moi-même» [«Я никогда не достигал
в реальности
того, что было
в глубине меня» (фр.).].
Но
то первичное чувство, которое я здесь описываю, я не считал
в себе христианской добродетелью и достижением.
Но так как мои родители жили
в Киеве,
то я поступил
в Киевский кадетский корпус, хотя за мной осталось право
в любой момент быть переведенным
в пажеский корпус.
После
того, как он был произведен
в генералы и отправился на войну, солдаты его полка поднесли ему медаль
в форме сердца с надписью: «Боже, храни тебя за твою к нам благодетель».
Был парад войска
в Новочеркасске, и Николай I обратился к моему деду, как начальнику края, с
тем, чтобы было приведено
в исполнение его предписание об уничтожении казацких вольностей.
Если глубина духа и высшие достижения личности ничего наследственного
в себе не заключают,
то в душевных и душевно-телесных свойствах есть много наследственного.
Когда я был
в ссылке
в Вологде,
то побил палкой чиновника Губернского правления за
то, что
тот преследовал на улице знакомую мне барышню.
Когда я, будучи марксистом, сидел
в салоне Браницкой,
то не предполагал, что из марксизма могут произойти такие плоды.
Отчасти это объясняется
тем, что
в нашей семье болезни играли огромную роль.
Вместе с
тем в ней было много доброты.
Я полон
тем для романов, и
в моей восприимчивости (не изобразительности) есть элемент художественный.
Шатобриана,
то меня поразила одна черта сходства с ним, несмотря на огромное различие
в других отношениях.
И самым большим моим грехом, вероятно, было
то, что я не хотел просветленно нести тяготу этой обыденности,
то есть «мира», и не достиг
в этом мудрости.
Если гордость была
в более глубоком пласте, чем мое внешнее отношение к людям,
то в еще большей глубине было что-то похожее на смирение, которое я совсем не склонен рассматривать как свою добродетель.
В своих писаниях я не выражаю обратного
тому, что я на самом деле.
Когда
в каком-нибудь собрании меня считали очень почтенным и известным,
то я хотел провалиться сквозь землю.
Если меня и можно было бы назвать романтиком, помня об условности этого термина,
то совсем
в особом смысле.
Но вместе с
тем я человек социабельный, люблю общество людей и много общался с людьми, много участвовал
в социальных действиях.
«Я никогда не достигал
в реальности
того, что было
в глубине меня».
Вследствие моей скрытности и способности иметь внешний вид, не соответствующий
тому, что было внутри меня, обо мне
в большинстве случаев слагалось неверное мнение и тогда, когда оно было благоприятным, и тогда, когда оно было неблагоприятным.
Но жизнь мира, жизнь человека
в значительной своей части это обыденность,
то, что Гейдеггер называет das Man.
Я никогда не знал рефлексии о
том, что мне
в жизни избрать и каким путем идти.
Я так же плохо представлял себя
в роли профессора и академика, как и
в роли офицера и чиновника или отца семейства, вообще
в какой бы
то ни было роли
в жизни.
Я,
в сущности, всегда мог понять Канта или Гегеля, лишь раскрыв
в самом себе
тот же мир мысли, что и у Канта или Гегеля.
Для моего отношения к миру «не-я», к социальной среде, к людям, встречающимся
в жизни, характерно, что я никогда ничего не добивался
в жизни, не искал успеха и процветания
в каком бы
то ни было отношении.
Я делался нетерпим, когда затрагивалась
тема, с которой
в данный момент связана была для меня борьба.
Если бы я постоянно не реализовывал себя
в писании,
то, вероятно, у меня произошел бы разрыв кровеносных сосудов.
В творческом акте я никогда не думал о себе, не интересовался
тем, как меня воспримут.
Когда же ужас переходит
в тоску,
то острая болезнь переходит
в хроническую.
В юности есть надежды на
то, что жизнь будет интересной, замечательной, богатой необыкновенными встречами и событиями.
Сумерки — переходное состояние между светом и
тьмой, когда источник дневного света уже померк, но не наступило еще
того иного света, который есть
в ночи, или искусственного человеческого света, охраняющего человека от стихии
тьмы, или света звездного.
Тоска очень связана с отталкиванием от
того, что люди называют «жизнью», не отдавая себе отчета
в значении этого слова.
Когда же наступает момент пассивности
в отношении притяжения пустоты этого низшего мира, когда по слабости мир кажется пустым, плоским, лишенным измерения глубины,
то скука делается диавольским состоянием, предвосхищением адского небытия.
«Несчастье человека, — говорит Карлейль
в Sartor resartus [«Трудолюбивый крестьянин» (лат.).], — происходит от его величия; от
того, что
в нем есть Бесконечное, от
того, что ему не удается окончательно похоронить себя
в конечном».
Когда мой духовный путь привел меня
в близкое соприкосновение с миром православным,
то я ощутил
ту же тоску, которую ощущал
в мире аристократическом и
в мире революционном, увидел
то же посягательство на свободу,
ту же вражду к независимости личности и к творчеству.
Мне пришлось еще вести
ту же борьбу за свободу и за достоинство личности
в коммунистической революции, и это привело к моей высылке из России.
Наконец,
в атмосфере эмигрантской стала остро
та же проблема свободы.
Я не могу признать ложью
то,
в чем я узреваю истину, потому только, что от меня требуют признать это ложью.
Если признать соборность и церковное сознание внешним для меня авторитетом и экстериоризировать мою совесть
в соборный церковный коллектив,
то оправдываются церковные процессы, совершенно формально подобные коммунистическим процессам.
Из Евангелия более всего, запали
в мою душу слова «не судите, да не судимы будете» и «кто из вас безгрешен,
тот пусть первый бросит
в нее камень».
Мне иногда приходило
в голову, что если я попаду
в «рай»,
то исключительно за
то, что не склонен к осуждению, все остальное во мне казалось не заслуживающим «рая».
Врач, делающий операцию больному, менее страдает, чем
тот, кто лишь исходит от жалости к больному, ни
в чем ему не помогая.
«Первые»,
то есть достигшие духовной высоты (я не говорю об элементарном случае «первых»
в знатности, богатстве и власти), делаются «последними».
Люди до
того изощрились
в защите своих выгод и пожеланий, что они дошли даже до христианской трансформации и сублимации первичных инстинктов мести.
Мне часто приходило
в голову, что если бы люди церкви, когда христианское человечество верило
в ужас адских мук, грозили отлучением, лишением причастия, гибелью и вечными муками
тем, которые одержимы волей к могуществу и господству, к богатству и эксплуатации ближних,
то история сложилась бы совершенно иначе.
Цитаты из русской классики со словосочетанием «в теме»
— А потому терпели мы, // Что мы — богатыри. //
В том богатырство русское. // Ты думаешь, Матренушка, // Мужик — не богатырь? // И жизнь его не ратная, // И смерть ему не писана // В бою — а богатырь! // Цепями руки кручены, // Железом ноги кованы, // Спина… леса дремучие // Прошли по ней — сломалися. // А грудь? Илья-пророк // По ней гремит — катается // На колеснице огненной… // Все терпит богатырь!
Ни с чем нельзя сравнить презрения, которое ощутил я к нему
в ту же минуту.
Главное препятствие для его бессрочности представлял, конечно, недостаток продовольствия, как прямое следствие господствовавшего
в то время аскетизма; но, с другой стороны, история Глупова примерами совершенно положительными удостоверяет нас, что продовольствие совсем не столь необходимо для счастия народов, как это кажется с первого взгляда.
В то время как он подходил к ней, красивые глаза его особенно нежно заблестели, и с чуть-заметною счастливою и скромно-торжествующею улыбкой (так показалось Левину), почтительно и осторожно наклонясь над нею, он протянул ей свою небольшую, но широкую руку.
Вот они и сладили это дело… по правде сказать, нехорошее дело! Я после и говорил это Печорину, да только он мне отвечал, что дикая черкешенка должна быть счастлива, имея такого милого мужа, как он, потому что, по-ихнему, он все-таки ее муж, а что Казбич — разбойник, которого надо было наказать. Сами посудите, что ж я мог отвечать против этого?.. Но
в то время я ничего не знал об их заговоре. Вот раз приехал Казбич и спрашивает, не нужно ли баранов и меда; я велел ему привести на другой день.
Неточные совпадения
Артемий Филиппович. Не судьба, батюшка, судьба — индейка: заслуги привели к
тому. (
В сторону.)Этакой свинье лезет всегда
в рот счастье!
Купцы. Так уж сделайте такую милость, ваше сиятельство. Если уже вы,
то есть, не поможете
в нашей просьбе,
то уж не знаем, как и быть: просто хоть
в петлю полезай.
Аммос Федорович. Нет, этого уже невозможно выгнать: он говорит, что
в детстве мамка его ушибла, и с
тех пор от него отдает немного водкою.
Городничий (
в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет,
то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду
в деньгах или
в чем другом,
то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Добро бы было
в самом деле что-нибудь путное, а
то ведь елистратишка простой!
Синонимы к словосочетанию «в теме»
Предложения со словосочетанием «в теме»
- Мне было объяснено, что поскольку те, первые, профессора были не совсем в теме, то они недопоняли тонкостей вопроса и послали не совсем по адресу…
- Во всём нужна мера, и в тем большей степени это касается психологического воспитания.
- Поэтому в данной книге споры о разных исторических фигурах даны в максимально сжатой форме, а желающие углубиться в тему обсуждения могут обратиться к рекомендованной литературе.
- (все предложения)
Значение словосочетания «в теме»
Афоризмы русских писателей со словом «тот»
- Если мы любим кого-нибудь, то мы стараемся сделать для него все, что только в наших силах…
- Самая существенная разница между свадьбой и похоронами та, что на похоронах плачут немедленно, а после свадьбы только через год. Впрочем, иногда плачут и на другой день.
- Что такое революция? Это переворот и избавление.
Но когда избавитель перевернуть — перевернул, избавить — избавил, а потом и сам так плотно уселся на ваш загорбок, что снова и еще хуже задыхаетесь вы в предсмертной тоске, то тогда черт с ним и с избавителем этим!
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно