Цитаты со словом «писатель»
Я русский мыслитель и
писатель.
Я постоянно питался мировой мыслью, получал умственные толчки, многим был обязан мыслителям и
писателям, которых всю жизнь чтил, обязан людям, которым был близок.
Но были философы и
писатели, которые особенно питали мою любовь к свободе духа, подтверждали ее и помогали ее развитию во мне.
Большим недостатком моим как
писателя было то, что, будучи писателем афористическим по своему складу, я не выдерживал последовательно этого стиля и смешивал со стилем не афористическим.
Я Канта и Шопенгауера знал раньше, чем
писателей материалистического направления, чем Энгельса или даже чем Спенсера.
Книга эта философски меня очень мало удовлетворяет, я вообще не принадлежу к
писателям, которые очень довольны своими книгами и охотно их перечитывают.
Ни один великий
писатель не может быть определен термином «классик» или «романтик» и не вмещается в эти категории.
Мне никогда не импонировали иерархические чины даже в функциях более высокого порядка: академики, ученые степени, широкая известность
писателей и прочее.
Он хотел быть покровителем наук и искусств и этим развращал
писателей и артистов.
Ибсен глубоко вошел в меня и остался для меня любимым
писателем, как Достоевский и Л. Толстой.
Но в Вологде в эти годы были в ссылке люди, ставшие потом известными: А.М. Ремизов, П.Е. Щеголев, Б.В. Савинков, Б.А. Кистяковский, приехавший за ссыльной женой, датчанин Маделунг, впоследствии ставший известным датским
писателем, в то время представитель масляной фирмы, А. Богданов, марксистский философ, и А.В. Луначарский, приехавший немного позже меня.
Я очень мало написал за это время, несмотря на то, что я вообще пишу легко и принадлежу к продуктивным
писателям.
Мережковский был русским
писателем, стоявшим вполне на высоте европейской культуры.
Все творчество Мережковского, очень плодовитого
писателя, обнажает прикрытую схемами и антитезами — «Христос и антихрист», «дух и плоть», «верхняя и нижняя бездна» — двойственность и двусмысленность, неспособность к выбору, безволие, сопровождаемое словесными призывами к действию.
Мне всегда казалось, что он зародился в воображении Достоевского и что в нем было что-то похожее на Федора Павловича Карамазова, ставшего гениальным
писателем.
Но он остается одним из самых замечательных у нас явлений, одним из величайших русских
писателей, хотя и испорченных газетами.
Дионисическая настроенность, искание необыкновенного, непохожего на обыденность, привели группу
писателей того времени к попытке создать что-то похожее на подражание «дионисической мистерии».
В этой литературно надуманной и несерьезной затее участвовали выдающиеся
писатели с известными именами — В. Розанов, В. Иванов, Н. Минский, Ф. Сологуб и другие.
Более всего меня отталкивали книги епископа Феофана Затворника, самого популярного у нас духовного
писателя.
Испорченный наследственным барством и эгоизмом философа и
писателя, дорожащего прежде всего благоприятными условиями для своего умственного творчества и писательства, я мало делал по сравнению с этими людьми для осуществления праведной жизни, но в глубине своего сердца я мечтал о том же, о чем и они.
У русских
писателей, переходивших за границы искусства, у Гоголя, у Л. Толстого, у Достоевского и многих других остро ставилась эта тема.
Как
писатель, я лишен всякого кокетства, всякой оглядки на себя.
Я не принадлежу к
писателям, которые любят ими написанное.
Я тогда уже пережил внутреннее потрясение, осмыслил для себя события и начал проявлять большую активность, читал много лекций, докладов, много писал, спорил, был очень деятелен в Союзе
писателей, основал Вольную академию духовной культуры.
В это время слишком многие
писатели ездили в Кремль, постоянно встречались с покровителем искусств Луначарским, участвовали в литературном и театральном отделе.
Прежде чем был учрежден общий академический паек, который очень многие получили, был дан паек двенадцати наиболее известным
писателям, которых в шутку называли бессмертными.
Тогда в Кремле еще были представители старой русской интеллигенции: Каменев, Луначарский, Бухарин, Рязанов, и их отношение к представителям интеллигенции, к
писателям и ученым, не примкнувшим к коммунизму, было иное, чем у чекистов, у них было чувство стыдливости и неловкости в отношении к утесняемой интеллектуальной России.
Я принимал очень активное участие в правлении всероссийского Союза
писателей, был товарищем председателя Союза и больше года замещал председателя, который по тактическим соображениям не избирался.
Когда нужно было хлопотать о членах Союза
писателей, освобождать их из тюрьмы или охранять от грозящего выселения из квартир, то обыкновенно меня просили ездить для этого к Каменеву, в помещение московского Совета рабочих депутатов, бывший дом московского генерал-губернатора.
Должен сказать, что несчастный по своей дальнейшей судьбе Каменев был всегда очень внимателен и всегда защищал ученых и
писателей.
Однажды мне пришлось с другим членом правления Союза
писателей быть у Калинина, чтобы хлопотать об освобождении из тюрьмы М. Осоргина, арестованного по делу комитета помощи голодающим и больным.
Но материально существовать я мог только благодаря участию в Лавке
писателей.
Любопытно, что когда нужно было зарегистрировать всероссийский Союз
писателей, то не оказалось такой отрасли труда, к которой можно было бы причислить труд писателя.
Союз
писателей был зарегистрирован по категории типографских рабочих, что было совершенно нелепо.
При этом нужно сказать, что никаких объявлений в газетах мы не делали и о собраниях обыкновенно узнавалось на предшествующем собрании или через Лавку
писателей.
Мой допрос носил торжественный характер, приехал Каменев присутствовать на допросе, был и заместитель председателя Чека Менжинский, которого я немного знал в прошлом; я встречал его в Петербурге, он был тогда
писателем, неудавшимся романистом.
Я сказал Дзержинскому: «Имейте в виду, что я считаю соответствующим моему достоинству мыслителя и
писателя прямо высказать то, что я думаю».
Высылалась за границу целая группа
писателей, ученых, общественных деятелей, которых признали безнадежными в смысле обращения в коммунистическую веру.
Благодаря Андерсену, Лаури и другим стала возможна культурная деятельность YMCA, которая издавала русских
писателей, изгнанных из своей родины.
Были возможны литературные собрания, на которых присутствовали
писатели эмигрантские и писатели советские.
Один очень почтенный и известный французский
писатель сказал на одном интернациональном собрании, на котором я читал доклад: «Из всех народов французы более всего затруднены в своих отношениях к ближнему, в общении с ним, это результат французского индивидуализма.
Он совсем не оратор и не спорщик, он
писатель, и хороший писатель.
У Маритена бывает иногда эстетически привлекательная беспомощность и косноязычность, но ее совсем не бывает у него как
писателя.
Припоминаю следующие темы декад: романтизм, нетерпимость и тоталитарное государство, аскетизм, призвание
писателей и вообще intellectuels, одиночество.
Он соглашался говорить лишь о первоклассных
писателях.
Когда молодой француз говорил о пережитом им кризисе, то обыкновенно это означало, что он перешел от одних
писателей к другим, например, от Пруста и Жида к Барресу и Клоделю.
Но вместе с тем он был более блестящий conférencier и causeur [Causeur — собеседник; человек, владеющий искусством беседы (фр.).], чем
писатель.
Жид, один из самых прославленных французских
писателей, — человек застенчивый и робкий.
Я ценил Жида как
писателя, он один из немногих французских писателей, в творчестве которых большую роль играли религиозные темы.
Вообще проблематика, занимавшая французских
писателей и мыслителей, мне казалась иной, чем занимавшая меня проблематика.
Цитаты из русской классики со словом «писатель»
Куплю себе Лессинга [Лессинг Готхольд Эфраим (1729—1781) — знаменитый немецкий
писатель и критик, представитель немецкого буржуазного просвещения, автор драм «Эмилия Галотти», «Натан Мудрый» и др.], буду читать Шеллинга [Шеллинг Фридрих Вильгельм Иосиф (1775—1854) — немецкий философ-идеалист.
То он выходил, по этим критикам, квасным патриотом, обскурантом, то прямым продолжателем Гоголя в лучшем его периоде; то славянофилом, то западником; то создателем народного театра, то гостинодворским Коцебу, то
писателем с новым особенным миросозерцанием, то человеком, нимало не осмысливающим действительности, которая им копируется.
Сергей Андреевич Юрьев был одним из самых оригинальных литературных представителей блестящей плеяды людей сороковых годов: выдающийся публицист, критик, драматический
писатель, знаток сцены, ученый и философ.
Аничков жил в Москве вместе с известным Н. И. Новиковым, [Новиков Николай Иванович (1744–1818) — выдающийся русский просветитель,
писатель и общественный деятель.
У него — большой литературный талант, он — необыкновенно плодовитый
писатель, но он не был значительным художником, его романы, представляющие интересное чтение, свидетельствуют об эрудиции, имеют огромные художественные недостатки, они проводят его идеологические схемы, и о них было сказано, что это — смесь идеологии с археологией.
Ассоциации к слову «писатель»
Синонимы к слову «писатель»
Предложения со словом «писатель»
- Это были обычные инженеры, добрые и хорошие, и папа не променял их на разных знаменитых людей, с которыми познакомился, когда стал известным писателем.
- Мне повезло стать писателем уже в более позднем возрасте, и благодаря этому опыту я хорошо понимаю разницу между журналистикой и литературой.
- А почему бы не посмотреть на великих писателей советского времени взглядом, не затуманенным слезой умиления?
- (все предложения)
Сочетаемость слова «писатель»
Значение слова «писатель»
ПИСА́ТЕЛЬ, -я, м. Тот, кто пишет литературные произведения. Талантливый писатель. Союз советских писателей. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова ПИСАТЕЛЬ
Афоризмы русских писателей со словом «писатель»
Дополнительно