Неточные совпадения
Философия человечна, философское познание — человеческое познание; в ней всегда есть элемент человеческой
свободы, она есть не откровение, а свободная познавательная реакция
человека на откровение.
Основной, изначальной проблемой является проблема
человека, проблема человеческого познания, человеческой
свободы, человеческого творчества.
Человек есть посредник между миром неподвижных идеальных ценностей и природным миром, в котором нет телеологии и в который
человек своей
свободой должен внести цель и ценность, почерпнутую из небытийственного идеального мира.
Постулируя атеизм как нравственное требование, укрепляющее
свободу человека в осуществлении ценностей, Н. Гартман неизбежно должен прийти к утверждению бессилия ценности и добра, т. е. в конце концов к идеализму нормативному.
Этика объемлет все, что связано с
свободой человека, т. е. из
свободы производимым различением и оценкой.
Свобода воли означает избрание предстоящих
человеку добра и зла и возможность выполнения навязанного
человеку закона или нормы.
Парадоксально то, что так наз. «
свобода воли» может быть источником порабощения
человека.
Человек оказывается наименее свободным в том, что связано с его «
свободой воли».
Но ведь
свобода человека может быть понята не только как оправдание
человека добродетелями, вытекающими из его свободной воли, т. е. как возможность осуществить норму,
свобода может быть понята и как творческая сила
человека, как создание ценностей.
Вместе с тем
свобода может вести
человека путем зла,
свобода носит не морально-юридический и педагогический характер, а характер трагический.
Трагичность и парадоксальность этики связаны с тем, что основной ее вопрос совсем не вопрос о нравственной норме и нравственном законе, о добре, а вопрос об отношениях между
свободой Бога и
свободой человека.
Вопросу о различении добра и зла и о происхождении добра и зла предшествует более первичный вопрос об отношении Бога и
человека, Божественной
свободы и человеческой
свободы, или благодати и
свободы.
Свобода есть роковой дар, который делает роковой участь
человека.
Бог, по приписываемому Ему катафатической теологией всеведению, в вечности предвидел роковые последствия
свободы, которую Он сам и от себя сообщил
человеку.
Человек есть дитя Божье и дитя
свободы — ничто, небытия, меона.
Он творит из ничто мир и
человека и ждет от них ответа на свой зов, ответа из глубины
свободы.
Ответственность за зло возвышает, а не унижает тварный мир и
человека, ибо приписывает ему огромную силу
свободы, способной восстать на Творца, отделиться от него и создать собственный безбожный мир, создать ад.
Отпадение от Бога предполагает очень большую высоту
человека, высоту твари, очень большую ее
свободу, большую ее силу.
«Природа»
человека сотворена Богом, «
свобода» же
человека не сотворена, не детерминирована никаким бытием и предшествует всякому бытию.
Тринитарное же понимание Бога преодолевает всякое рабство и обосновывает
свободу и достоинство
человека.
В плане вторичном, где есть Творец и тварность, Бог и
человек, несотворенную
свободу можно мыслить вне Бога.
Мир и центр мира
человек — творение Бога через Премудрость, через Божьи идеи и вместе с тем дитя меонической несотворенной
свободы, дитя бездны, небытия.
Этот элемент
свободы, уходящий в добытийственную бездну, есть в каждом творческом акте
человека, в творческом замысле и в творческом взлете.
Ложь пантеизма прежде всего в том, что он принужден отрицать
свободу человека и мира.
Но ведь так же отрицает
свободу твари и трансцендентный дуалистический теизм или допускает ее исключительно для нравственной ответственности
человека.
Человек не свободен, если он есть лишь явление Бога, лишь частица Божества, и
человек не свободен, если он наделен
свободой Богом-Творцом и ничего божественного в себе не заключает, и он не свободен, если зло проистекает от злого бога, от материи, в зависимость от которой он попадает.
Все точки зрения оказываются опасными для
свободы человека.
Если благодать действует на
человека без всякого участия его
свободы, то получается учение о предопределении.
Свободу человека трудно согласовать с существованием Бога, и
свободу человека трудно согласовать с отрицанием Бога и признанием лишь одной небожественной природы.
Непонятно, откуда берется
свобода у
человека, как существа исключительно природного.
Парадокс в том, что
свобода человека, без которой нет творчества и нет нравственной жизни, не от Бога и не от тварной природы.
Благодать не только не должна умалять
свободу человека, насиловать и лишать
свободы, но должна увеличивать
свободу человека, давать высшую
свободу.
Свобода человека сама по себе бессильна обратить
человека к Богу, победить грех, победить собственную бездонную тьму, преодолеть свой собственный рок.
Свобода человека еще не развернулась, не испытала себя и не участвовала в творческом акте.
Меоническая
свобода, которая была в
человеке от ничто, от небытия, была до времени закрыта в первоначальном акте миротворения, но не могла быть уничтожена.
Если
человек есть существо падшее и если пал он в силу присущей ему изначальной
свободы, то это значит, что он есть существо высокое, свободный дух.
Можно ли сказать, что
свободе человека предстоит добро, идеальная ценность, идеальная норма, которые должны быть реализованы и неисполнение которых есть зло.
Мир ценностей не есть неподвижный, идеальный мир, возвышающийся над
человеком и
свободой, он есть мир подвижный и творимый.
Но также можно сказать, что несоединимо со
свободой и нравственной жизнью и учение Гартмана об идеальных ценностях, которые
человек должен свободно реализовать в мире.
В этике Н. Гартмана остается совершенно неясным, что такое
человек, откуда у него
свобода.
Загадочность и противоречивость
человека определяются не только тем, что он есть существо, упавшее с высоты, существо земное, сохранившее в себе воспоминание о небе и отблеск небесного света, но еще глубже тем, что он изначально есть дитя Божье и дитя ничто, меонической
свободы.
Антропология христианская учит о том, что
человек есть существо, сотворенное Богом и носящее в себе образ и подобие Божье, что
человек есть существо свободное и в своей
свободе отпавшее от Бога, и что, как существо падшее и греховное, он получает от Бога благодать, возрождающую и спасающую.
Согласно классической протестантской антропологии грехопадение совершенно извратило и уничтожило человеческую природу, помрачило разум
человека, лишило его
свободы и поставило всю его жизнь в зависимость от благодати.
Всякое допущение телеологии в мире, в природе разрушает
свободу и нравственную жизнь
человека.
И Н. Гартман постулирует атеизм во имя достоинства
человека, его
свободы и творчества.
Н. Гартман очень серьезно ставит вопрос о
свободе человека и творчестве ценностей.
Он прав в своей защите
свободы и творческого призвания
человека.
Но, как я уже говорил, остается непонятным, откуда у
человека берется
свобода, откуда берется сила
человека творить ценности.
Но
человек есть существо творящее в том лишь случае, если он есть существо свободное, обладающее творческой
свободой.
В
человеке есть принцип
свободы, изначальной, ничем и никем не детерминированной
свободы, уходящей в бездну небытия, меона,
свободы потенциальной, и есть принцип, определенный тем, что он есть образ и подобие Божье, Божья идея, Божий замысел, который она может осуществить или загубить.
Неточные совпадения
Она никогда не испытает
свободы любви, а навсегда останется преступною женой, под угрозой ежеминутного обличения, обманывающею мужа для позорной связи с
человеком чужим, независимым, с которым она не может жить одною жизнью.
Я вошел в переднюю;
людей никого не было, и я без доклада, пользуясь
свободой здешних нравов, пробрался в гостиную.
Это был
человек лет семидесяти, высокого роста, в военном мундире с большими эполетами, из-под воротника которого виден был большой белый крест, и с спокойным открытым выражением лица.
Свобода и простота его движений поразили меня. Несмотря на то, что только на затылке его оставался полукруг жидких волос и что положение верхней губы ясно доказывало недостаток зубов, лицо его было еще замечательной красоты.
Там была
свобода и жили другие
люди, совсем непохожие на здешних, там как бы самое время остановилось, точно не прошли еще века Авраама и стад его.
— А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о наших язвах не стоит труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству; [Доктринерство — узкая, упрямая защита какого-либо учения (доктрины), даже если наука и жизнь противоречат ему.] мы увидали, что и умники наши, так называемые передовые
люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве, бессознательном творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и черт знает о чем, когда дело идет о насущном хлебе, когда грубейшее суеверие нас душит, когда все наши акционерные общества лопаются единственно оттого, что оказывается недостаток в честных
людях, когда самая
свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке.