Неточные совпадения
Человек потерял силу познавать
бытие, потерял доступ к
бытию и с горя начал познавать познание.
Сама критическая гносеология, претендовавшая стать над жизнью и
бытием, была явлением жизни европейского культурного
человека.
Именно математическая физика, самая совершенная из наук, дальше всего отстоит от тайн
бытия, ибо тайны эти раскрываются только в
человеке и через
человека, в духовном опыте и духовной жизни.
Бытие, как забота (Sorge), открывается лишь в
человеке.
Философия есть любовь к мудрости и раскрытие мудрости в
человеке, творческий прорыв к смыслу
бытия.
Главный признак, отличающий философское познание от научного, нужно видеть в том, что философия познает
бытие из
человека и через
человека, в
человеке видит разгадку смысла, наука же познает
бытие как бы вне
человека, отрешенно от
человека.
Наука и научное предвидение обеспечивают
человека и дают ему силу, но они же могут опустошить сознание
человека, оторвать его от
бытия и
бытие от него.
Можно было бы сказать, что наука основана на отчуждении
человека от
бытия и отчуждении
бытия от
человека.
Познающий
человек вне
бытия и познаваемое
бытие вне
человека.
Неверно сказать, что
бытию, понятому объективно, принадлежит примат над
человеком, наоборот,
человеку принадлежит примат над
бытием, ибо
бытие раскрывается только в
человеке, из
человека, через
человека.
Познание
бытия в
человеке и из
человека ничего общего не имеет с психологизмом.
Человек бытийствен, в нем
бытие, и он в
бытии, но и
бытие человечно, и потому только в нем я могу раскрыть смысл, соизмеримый со мной, с моим постижением.
Познание предполагает не идеальное, внечеловеческое
бытие и совершенную пассивность
человека, впускающего в себя предмет познания, мир сущностей (Wesenheiten), а
человека, не психологического, а духовного
человека и его творческую активность.
Смысл раскрывается из
человека, из его активности и означает открытие человекоподобности
бытия.
Познающий же субъект не есть
бытие, субъект гносеологичен, а не онтологичен, он есть идеальные логические формы, совсем не человеческие, связь которых с
человеком остается непонятной.
Познает совсем не «я», не живой
человек «имярек», не конкретная личность, а гносеологический субъект, вне
бытия находящийся и
бытию противостоящий.
Гносеологический субъект не есть
человек, не есть
бытие.
Теория познания, идущая от Канта, подменяет проблему
человека и его силы познавать
бытие проблемой трансцендентального сознания, гносеологического субъекта или мирового духа, божественного разума.
Так и идеальное
бытие Гуссерля совсем не спасает
человека от релятивизма и скептицизма.
В
человеке скрыта загадка познания и загадка
бытия.
Именно
человек и есть то загадочное в мире существо, из мира необъяснимое, через которое только и возможен прорыв к самому
бытию.
Разрыв между трансцендентальным сознанием, гносеологическим субъектом, идеальным логическим
бытием и живым
человеком, в сущности, делает познание невозможным.
Я —
человек — хочу познавать
бытие, и мне нет дела до познания, которое совершается в сфере внечеловеческой.
И познаю я
бытие в себе, в
человеке, и из себя, из
человека.
«Природа»
человека сотворена Богом, «свобода» же
человека не сотворена, не детерминирована никаким
бытием и предшествует всякому
бытию.
Тварен мир, тварен
человек, но
бытие не тварно, предвечно.
Познание же, с этим связанное, есть раскрытие премудрого начала в
человеке, переход к высшему сознанию и высшей стадии
бытия.
Но сознание заслоняет от
человека и сверхсознательное, божественное
бытие, оно мешает интуитивному созерцанию Бога.
Разгадка
бытия для
человека скрыта в
человеке.
В
человеке пересекаются все круги
бытия.
Самый факт существования
человека есть разрыв в природном мире и свидетельствует о том, что природа не может быть самодостаточной и покоится на
бытии сверхприродном.
Человек есть долженствование, а не
бытие.
Человек не есть подчиненная часть, а аксиологическое
бытие для себя.
Признаком значительности
человека Киркегардт считает именно беспричинный, ни на чем не основанный страх, страх перед трансцендентной тайной
бытия, то, что Отто называет Mysterium tremendum.
Стихийный и иррациональный элемент в
человеке есть не только результат падения
человека, но есть прежде всего результат свободы, предшествующей
бытию и миротворению меонического начала, скрытого за всем
бытием.
Человек есть существо загадочное не только потому, что он не есть продукт процессов природного мира, что он есть Божье творение, дитя Божье, но и потому, что он есть дитя свободы, что он вышел из бездны
бытия, из ничто.
Грехопадение есть лишь возврат от
бытия к небытию, есть свободное сопротивление Божьему творению и Божьей идее о
человеке.
Вместе с тем
человек есть существо, устремленное к высшим ценностям и благам, к высшему, божественному
бытию.
Несомненно, какие-то древние знания, связанные с близостью к истокам
бытия, были утеряны
человеком впоследствии, и о них осталось у
человека лишь воспоминание.
До часа смерти никто не знает, что с
человеком может произойти, какие великие перевороты, да и никто не знает, что с
человеком происходит в час смерти, уже в плане
бытия нам недоступного.
Раскаяние предполагает дуализм двух миров, предполагает, что
человек есть точка встречи пересечения двух порядков
бытия.
В переживание страха не входит представление о высоте
бытия, которую
человек хотел бы достигнуть, и оторванность, от которой его мучит.
Тоска и мистический ужас есть стояние не перед опасностями, подстерегающими нас в греховном мире, а перед тайной
бытия, от которой
человек оторван.
Творчески осуществляя Божий замысел о мире, продолжая миротворение, соучаствуя в деле Божьем,
человек устремлен к полноте
бытия.
Человек, одержимый фантазмами и порождающий фантазмы, не имеет перспективы мира, в которой все реальности стоят на месте и находятся в соотношении, соответствующем
бытию, структуре
бытия.
Но если воображение искажает самое первичное восприятие реальностей, то
бытие разрушается для
человека и подменяется фантазмами небытия.
Когда
человек стал одержим и допустил власть над собой болезненного самолюбия, честолюбия, зависти, ревности, сладострастия, болезненного эротизма, корыстолюбия, скупости, ненависти и жестокости, то он находится в мире фантазм, и реальности не предстают уже ему в соответствии со структурой
бытия.
Фантазм есть все, что не выводит
человека из себя к другому, не преодолевает эгоцентризма, ищет лишь для себя, не хочет знать реальностей, не вкоренено в
бытии.
Древний страх, терзавший
человека, беспомощность и покинутость
человека, искание помощи и покровительства есть смешение священного, трансцендентного ужаса перед тайной
бытия, перед бездной и страха животного, овладевшего грешным миром, страха в узком смысле слова.
Мнительный
человек есть фантаст и воображает
бытие как источник заразы, он такой же фантаст, как ревнивец, завистник или развратник.
Неточные совпадения
—
Люди там не лучше, не умнее, чем везде, — продолжал он. — Редко встретишь
человека, для которого основным вопросом
бытия являются любовь, смерть…
— Мысль, что «сознание определяется
бытием», — вреднейшая мысль, она ставит
человека в позицию механического приемника впечатлений
бытия и не может объяснить, какой же силой покорный раб действительности преображает ее? А ведь действительность никогда не была — и не будет! — лучше
человека, он же всегда был и будет не удовлетворен ею.
— Суббота для
человека, а не
человек для субботы, — говорил он. — Каждый свободен жертвовать или не жертвовать собой. Если даже допустить, что сознание определяется
бытием, — это еще не определяет, что сознание согласуется с волею.
А минутами ему казалось, что он чем-то руководит, что-то направляет в жизни огромного города, ведь каждый
человек имеет право вообразить себя одной из тех личностей,
бытие которых окрашивает эпохи. На собраниях у Прейса, все более многолюдных и тревожных, он солидно говорил:
— Ты в те дни был ненормален, — спокойно напомнил Клим. — Мысль о бесцельности
бытия все настойчивее тревожит
людей.