Неточные совпадения
В этих столкновениях и взаимоотношениях
людей разрешается загадка о
человеке, о его
пути, выражается мировая «идея».
Это еще стадия в судьбе
человека, в
путях человеческого своеволия, предшествующая Ставрогину и Ивану Карамазову, менее сложная.
Достоевский берет
человека отпущенным на свободу, вышедшим из-под закона, выпавшим из космического порядка и исследует судьбу его на свободе, открывает неотвратимые результаты
путей свободы.
Начинается страдальческое странствование
человека на
путях своевольной свободы.
В этих потрясающих по гениальности, по остроте ума мыслях нужно искать первоисточник всех открытий, которые Достоевский делает о
человеке на протяжении всего своего творческого
пути.
В своем положительном религиозном миросозерцании Достоевский изобличает пагубность
путей своеволия и бунта подпольного
человека.
Но он поведет
человека дальнейшими
путями своеволия и бунта, чтобы открыть, что в своеволии истребляется свобода, в бунте отрицается
человек.
Учение о
человеке отцов и учителей церкви, учение о
пути человеческом, которому научает нас жизнь и творения святых, отвечает не на все запросы
человека в нынешнем его духовном возрасте, знает не все человеческие сомнения и соблазны.
И увидели они раздвоение
путей вверх от
человека к Богочеловеку и человекобогу.
Но раньше Ницше в гениальной диалектике своей о
человеке Достоевский раскрыл этот роковой и неотвратимый конец гуманизма, эту гибель
человека на
пути человекобожества.
Он проповедовал
человеку путь страдания.
И этот
путь страдания должен быть до конца пройден
человеком.
И Достоевский исследует до глубины эти
пути, эти
пути облегчения и устроения
человека без свободы его духа.
Его интересует лишь
человек, пошедший
путем свободы, судьба
человека в свободе и свободы в
человеке.
Достоевский предоставляет
человеку идти
путем свободного принятия той Истины, которая должна сделать
человека окончательно свободным.
Благодать, посылаемая Богом
человеку в
пути, не есть насилующая благодать, она есть лишь помогающая и облегчающая благодать.
Путь свободы есть
путь нового
человека христианского мира.
Человек выходит из-под внешней формы, внешнего закона и страдальческими
путями добывает себе внутренний свет.
Христос должен явиться
человеку на свободных
путях его, как последняя свобода, свобода в Истине.
Человек должен идти
путем свободы.
Через свободу должен идти
путь к порядку и гармонии, к мировому соединению
людей.
Путь исследования свободы Достоевский начинает со свободы «подпольного
человека».
На
путях человекобожества погибает человеческая свобода и погибает
человек.
Человек не мог вынести бремени свободы духа, он устрашился страдальческого
пути свободы.
И соответствует высшему достоинству
человека, его богосыновству думать, что
путь страдания искупает преступление и сжигает зло.
Безумно думать, что
человек может сознательно пойти
путем зла, чтобы получить от этого как можно более удовлетворения, а потом еще более преуспеть в добре.
Свобода привела
человека на
путь зла.
Когда пошел
человек путем свободы, перед ним стал вопрос, существуют ли нравственные границы его природы, на все ли он может дерзнуть.
Может ли необыкновенный
человек, призванный послужить человечеству, убить самое ничтожное и самое безобразное человеческое существо, отвратительную старушонку-процентщицу, которая ничего, кроме зла, не причиняет
людям, для того чтобы этим открыть себе
путь в будущем к облагодетельствованию человечества.
Путь безбожного своеволия
человека должен вести к отцеубийству, к отрицанию отчества.
Путь свободы привел
человека к
путям зла.
Путь же зла раздваивает
человека.
Так и должно быть в
путях своеволия
человека.
Достоевский до глубины исследует
путь, влекущий
человека к революции, вскрывает его роковую внутреннюю диалектику.
И те же
пути, которые влекут отдельного
человека к преступлению, влекут целое общество к революции.
Человек должен до конца принять страдальческий
путь свободы.
И огромное большинство
людей идет вторым
путем.
Антихристов соблазн является тогда, когда
человек в
пути своем доходит до крайнего раздвоения.
Зосима прошел уже тот трагический
путь, которым ведет Достоевский
человека.
Новая святость должна явиться после того, как
человек пройдет свой трагический
путь.
Так заканчивается у Достоевского
путь блужданий
человека.
В конце
пути своего
человек возвращается к земле, к природной жизни, воссоединяется с великим космическим целым.
Но для
человека, прошедшего
путь своеволия и бунта, нет естественного возврата к земле.
Трагедию
человека, раскрываемую нам Достоевским, можно пережить и обогатиться этим переживанием, но учить переживанию этой трагедии как жизненному
пути нельзя.
Но если Достоевский не может быть учителем духовной дисциплины и духовного
пути, если «достоевщина», как наш психологизм, должна быть в нас преодолена, то он остается в одном отношении учителем — он учит через Христа открывать свет во тьме, открывать образ и подобие Божие в самом падшем
человеке, учит любви к
человеку, связанной с уважением к его свободе.
Везде, где бы ни было в жизни, среди ли черствых, шероховато-бедных и неопрятно-плеснеющих низменных рядов ее или среди однообразно-хладных и скучно-опрятных сословий высших, везде хоть раз встретится на
пути человеку явленье, не похожее на все то, что случалось ему видеть дотоле, которое хоть раз пробудит в нем чувство, не похожее на те, которые суждено ему чувствовать всю жизнь.
Неточные совпадения
Головотяпами же прозывались эти
люди оттого, что имели привычки «тяпать» головами обо все, что бы ни встретилось на
пути.
Но в глубине своей души, чем старше он становился и чем ближе узнавал своего брата, тем чаще и чаще ему приходило в голову, что эта способность деятельности для общего блага, которой он чувствовал себя совершенно лишенным, может быть и не есть качество, а, напротив, недостаток чего-то — не недостаток добрых, честных, благородных желаний и вкусов, но недостаток силы жизни, того, что называют сердцем, того стремления, которое заставляет
человека из всех бесчисленных представляющихся
путей жизни выбрать один и желать этого одного.
«И разве не то же делают все теории философские,
путем мысли странным, несвойственным
человеку, приводя его к знанию того, что он давно знает и так верно знает, что без того и жить бы не мог? Разве не видно ясно в развитии теории каждого философа, что он вперед знает так же несомненно, как и мужик Федор, и ничуть не яснее его главный смысл жизни и только сомнительным умственным
путем хочет вернуться к тому, что всем известно?»
Вронский удовлетворял всем желаниям матери. Очень богат, умен, знатен, на
пути блестящей военно-придворной карьеры и обворожительный
человек. Нельзя было ничего лучшего желать.
Но мы стали говорить довольно громко, позабыв, что герой наш, спавший во все время рассказа его повести, уже проснулся и легко может услышать так часто повторяемую свою фамилию. Он же
человек обидчивый и недоволен, если о нем изъясняются неуважительно. Читателю сполагоря, рассердится ли на него Чичиков или нет, но что до автора, то он ни в каком случае не должен ссориться с своим героем: еще не мало
пути и дороги придется им пройти вдвоем рука в руку; две большие части впереди — это не безделица.