Произошло незаметное соединение традиций революционного марксизма с традициями
старой русской революционности, не желавшей допустить капиталистической стадии в развитии России, с Чернышевским, Бакуниным, Нечаевым, Ткачевым.
Неточные совпадения
Этот процесс происходил в верхних слоях
русского общества, в дворянстве и чиновничестве, в то время как народ продолжал жить
старыми религиозными верованиями и чувствами.
Просвещение разрушило
старую веру в православное царство и искание царства приняло иное направление, по иному была осознана
русская миссия.
Истязание Чернышевского было одним из самых постыдных деяний
русского правительства
старого режима.
Русская литература и
русская мысль свидетельствуют о том, что в императорской России не было единой целостной культуры, что был разрыв между культурным слоем и народом, что
старый режим не имел моральной опоры. Культурных консервативных идей и сил в России не было. Все мечтали о преодолении раскола и разрыва в той или иной форме коллективизма. Все шло к революции.
Первые поколения
русских марксистов прежде всего боролись со
старыми направлениями революционной интеллигенции, с народничеством и нанесли ему непоправимые удары.
Ленин вернулся по новому к
старой традиции
русской революционной мысли.
По
старой традиции
русской интеллигенции борьба за дух была воспринята как реакция, почти как измена освободительным стремлениям.
Русский народ из периода теллургического, когда он жил под мистической властью земли, перешел в период технический, когда он поверил во всемогущество машины и по
старому инстинкту стал относиться к машине как к тотему.
Русская революция совершалась под символикой марксизма-ленинизма, а не народнического социализма, который имел за собой
старые традиции.
Русская революция возможна была только как аграрная революция, опирающаяся прежде всего на недовольство крестьян и на
старую ненависть их к дворянам-помещикам и чиновникам.
Он воспользовался
русскими традициями деспотического управления сверху и, вместо непривычной демократии, для которой не было навыков, провозгласил диктатуру, более схожую со
старым царизмом.
Пало
старое священное
русское царство и образовалось новое, тоже священное царство, обратная теократия.
И
русский коммунизм вновь провозглашает
старую идею славянофилов и Достоевского — «ех Oriente lux».
Коммунизм в России принял форму крайнего этатизма, охватывающего железными тисками жизнь огромной страны, и это, к сожалению, вполне согласно со
старыми традициями
русской государственности.
Даже
русский купец
старого режима, который наживался нечистыми путями и делался миллионером, склонен был считать это грехом, замаливал этот грех и мечтал в светлые минуты о другой жизни, например, о странничестве или монашестве.
Не нужен был ни
русский коммунизм, ни книги Гекера, чтобы обнаружить унизительную ложь отношений церкви со
старым государством.
Это есть трансформация идеи Иоанна Грозного, новая форма
старой гипертрофии государства в
русской истории.
Красавина. Ну вот когда такой закон от тебя выдет, тогда мы и будем жить по-твоему; а до тех пор, уж ты не взыщи, все будет по
старому русскому заведению: «По Сеньке шапка, по Еремке кафтан». А то вот тебе еще другая пословица: «Видит собака молоко, да рыло коротко».
Для России представляет большую опасность увлечение органически-народными идеалами, идеализацией
старой русской стихийности, старого русского уклада народной жизни, упоенного натуральными свойствами русского характера.
Тогда в Кремле еще были представители
старой русской интеллигенции: Каменев, Луначарский, Бухарин, Рязанов, и их отношение к представителям интеллигенции, к писателям и ученым, не примкнувшим к коммунизму, было иное, чем у чекистов, у них было чувство стыдливости и неловкости в отношении к утесняемой интеллектуальной России.
Неточные совпадения
С этой минуты исчез
старый Евсеич, как будто его на свете не было, исчез без остатка, как умеют исчезать только «старатели»
русской земли.
И
старый князь, и Львов, так полюбившийся ему, и Сергей Иваныч, и все женщины верили, и жена его верила так, как он верил в первом детстве, и девяносто девять сотых
русского народа, весь тот народ, жизнь которого внушала ему наибольшее уважение, верили.
Был ясный морозный день. У подъезда рядами стояли кареты, сани, ваньки, жандармы. Чистый народ, блестя на ярком солнце шляпами, кишел у входа и по расчищенным дорожкам, между
русскими домиками с резными князьками;
старые кудрявые березы сада, обвисшие всеми ветвями от снега, казалось, были разубраны в новые торжественные ризы.
Старый, запущенный палаццо с высокими лепными плафонами и фресками на стенах, с мозаичными полами, с тяжелыми желтыми штофными гардинами на высоких окнах, вазами на консолях и каминах, с резными дверями и с мрачными залами, увешанными картинами, — палаццо этот, после того как они переехали в него, самою своею внешностью поддерживал во Вронском приятное заблуждение, что он не столько
русский помещик, егермейстер без службы, сколько просвещенный любитель и покровитель искусств, и сам — скромный художник, отрекшийся от света, связей, честолюбия для любимой женщины.
Помещик с седыми усами был, очевидно, закоренелый крепостник и деревенский старожил, страстный сельский хозяин. Признаки эти Левин видел и в одежде — старомодном, потертом сюртуке, видимо непривычном помещику, и в его умных, нахмуренных глазах, и в складной
русской речи, и в усвоенном, очевидно, долгим опытом повелительном тоне, и в решительных движениях больших, красивых, загорелых рук с одним
старым обручальным кольцом на безыменке.