Неточные совпадения
Ночь была черная и дождливая. Ветер дул все время с северо-востока порывами, то усиливаясь, то ослабевая. Где-то в стороне скрипело дерево.
Оно точно жаловалось на непогоду, но никто не внимал
его стонам. Все живое попряталось в норы, только мы одни блуждали по лесу, стараясь выйти на реку Улике.
Они зарождались далеко там,
где небо сходится с землею, и шли в стройном порядке, не сталкиваясь и не обгоняя друг друга.
Достигнув вершины,
они тотчас поворачивались и начинали спуск по стебельку или, расправив жесткие надкрылья, вдруг снимались с места и перелетали на другое растение,
где торопливо начинали тот же осмотр.
Я подошел к
нему вплотную и стал высматривать,
где можно было бы на
него взобраться.
Немного не доходя до места,
где я видел змей,
он вдруг остановился.
Отступив немного назад,
он протянул мне руку, и я без труда взобрался на уступ,
где увидел большую расщелину, идущую наискось вдоль террасы; одной стороной она близко подходила к самому краю террасы.
Ороч Намука сказал, что по словам Кяка (удэхейца), где-то живет тоже большая змея Модуми, которая может изо рта изрыгать пламя, а гольд Косяков с таинственным видом сказал, что у
них на Уссури был шаман, который водил за собою змей и давал
им разные поручения в качестве посыльных.
Их было бесчисленное множество: каждый выступ, каждое углубление, можно сказать, каждая пядь карниза,
где хоть мало-мальски можно было присесть для высиживания яиц, — все было занято этими остроклювыми птицами с темносеро-бурым оперением.
На фоне светлого неба темной массой выделялся птичий утес,
где тысячами собрались пернатые, чтобы вывести птенцов, научить
их плавать, летать, добывать себе пищу, которые в свою очередь и на том же самом месте тоже будут выводить себе подобных.
Я рассказал
ему, как попасть на среднюю террасу,
где было больше всего чистиков.
Они не щипали морского горошка, который только что начал кое-где пробиваться, и не лизали камней, орошаемых соленой морской водой.
Вечером, сидя у огня, я беседовал с Сунцаем.
Он сообщил мне, что долинка речки,
где мы стали биваком, считается у удэхейцев нечистым местом, а в особенности лес в нижней части ее с правой стороны. Здесь обиталище чорта Боко, благодаря козням которого люди часто блуждают по лесу и не могут найти дорогу. Все удэхейцы избегают этого места, сюда никто не ходит на охоту и на ночлег останавливаются или пройдя или не доходя речки.
Подлесок состоял из редких кустарников, главным образом из шиповника, березы Миддендорфа и сорбарии. Кое-где виднелись пионы и большие заросли грубых осок и папоротников. Почти все деревья имели коренастую и приземистую форму. Обнаженные корни
их, словно гигантские лапы каких-то чудовищ, скрывающихся в земле, переплетались между собою как бы для того, чтобы крепче держаться за камни.
Если бы
оно не вздыхало неуловимой для глаза, но ощутимой в лодке широкой зыбью,
его можно было бы принять за тяжелый расплавленный металл, застывший и отшлифованный без меры в длину и без конца в ширину, уходящий в синеющую даль,
где столпились белые кучевые облака с закругленными краями.
Небо тоже изменилось.
Оно стало беловатым. Откуда-то сразу появились тонкие слоистые тучи. Сквозь
них еще виднелся диск солнца, но уже не такой ясный, как раньше. На
него можно было смотреть невооруженным глазом. Тучи быстро сгущались. Когда я второй раз взглянул на небо, то местонахождение солнца определил только по неясно расплывчатому светлому пятну. Кое-где у берега появились клочья тумана. Скоро начал моросить дождь.
По отрывкам
их фраз я понял, что
они нашли место,
где можно укрыться от непогоды.
Сумерки быстро спускались на землю. В море творилось что-то невероятное. Нельзя было рассмотреть,
где кончается вода и
где начинается небо. Надвигающаяся ночь, темное небо, сыпавшее дождем с изморозью, туман — все это смешалось в общем хаосе. Страшные волны вздымались и спереди и сзади.
Они налетали неожиданно и так же неожиданно исчезали, на месте
их появлялась глубокая впадина, и тогда казалось, будто лодка катится в пропасть.
Наш проводник торопился домой,
где у
него осталась жена и двое малых ребятишек с ограниченными запасами продовольствия.
Протаптывание дороги по снегу заставляло нас проделывать один и тот же маршрут три раза и, следовательно, удлиняло весь путь во времени более чем вдвое. Это обстоятельство очень беспокоило меня, потому что весь запас нашего продовольствия был рассчитан лишь на три недели. Растянуть
его можно было бы еще дня на три-четыре. Я все же надеялся встретить где-нибудь гольдов-соболевщиков и потому внимательно присматривался ко всяким следам, какие встречались на реке и по сторонам в лесу.
Не лучше обстояло дело и с бельем. Мы уже давно не раздевались. Белье пропотело и расползлось по швам. Обрывки
его еще кое-где прикрывали тело,
они сползали книзу и мешали движениям. В таких случаях мы, не раздеваясь, вытаскивали то один кусок, то другой через рваный карман, через воротник или рукав.
— Есть охота, — возразил
ему Рожков. — А часто умирают люди не дома — все где-нибудь на стороне, — высказал
он свои мысли.
Когда первые приступы голода были утолены, я хотел со своими спутниками итти за нартами, но обе старушки, расспросив,
где мы
их оставили, предложили нам лечь спать, сказав, что нарты доставят
их мужья, которые ушли на охоту еще вчера и должны скоро вернуться. Не хотелось мне утруждать туземцев доставкой наших нарт, но я почувствовал, что меня стало сильно клонить ко сну. Рожков и Ноздрин, сидя на полу, устланном свежей пихтой, тоже клевали носами.
Удэхейцы снабдили нас продовольствием на дорогу и проводили, как
они сами говорили, на шесть песков, т. е. на шесть отмелей на поворотах реки.
Они рассказали нам путь вперед на несколько суток и указали,
где найти людей. Мы расстались.