Неточные совпадения
Я решил встать
на бивак там, где остались
лошади, а завтра идти к перевалу.
Лошади карабкались
на кручу изо всех сил; от напряжения у них дрожали ноги, они падали и, широко раскрыв ноздри, тяжело и порывисто дышали.
Как только
лошади были расседланы, их тотчас пустили
на свободу. Внизу, под листьями, трава была еще зеленая, и это давало возможность пользоваться кое-каким подножным кормом.
После отдыха отряд наш снова тронулся в путь.
На этот раз мы попали в бурелом и потому подвигались очень медленно. К 4 часам мы подошли к какой-то вершине. Оставив людей и
лошадей на месте, я сам пошел наверх, чтобы еще раз осмотреться.
Спустившись с дерева, я присоединился к отряду. Солнце уже стояло низко над горизонтом, и надо было торопиться разыскать воду, в которой и люди и
лошади очень нуждались. Спуск с куполообразной горы был сначала пологий, но потом сделался крутым.
Лошади спускались, присев
на задние ноги. Вьюки лезли вперед, и, если бы при седлах не было шлей, они съехали бы им
на голову. Пришлось делать длинные зигзаги, что при буреломе, который валялся здесь во множестве, было делом далеко не легким.
Вдруг
лошади подняли головы и насторожили уши, потом они успокоились и опять стали дремать. Сначала мы не обратили
на это особого внимания и продолжали разговаривать. Прошло несколько минут. Я что-то спросил Олентьева и, не получив ответа, повернулся в его сторону. Он стоял
на ногах в выжидательной позе и, заслонив рукой свет костра, смотрел куда-то в сторону.
Во-первых,
на тропе нигде не было видно конских следов, во-вторых, по сторонам она не была очищена от ветвей; наши
лошади пробирались с трудом и все время задевали вьюками за деревья.
На другой день, когда я проснулся, все люди были уже
на ногах. Я отдал приказание седлать
лошадей и, пока стрелки возились с вьюками, успел приготовить планшет и пошел вперед вместе с гольдом.
Люди закинули
лошадям поводья
на шею и предоставили им самим выбирать дорогу.
Часам к двум мы дошли до деревни Николаевки, в которой насчитывалось тогда 36 дворов. Отдохнув немного, я велел Олентьеву купить овса и накормить хорошенько
лошадей, а сам вместе с Дерсу пошел вперед. Мне хотелось поскорей дойти до ближайшей деревни Казакевичево и устроить своих спутников
на ночь под крышу.
Услышав стрельбу, Олентьев решил, что мы подверглись нападению хунхузов. Оставив при
лошадях 2 коноводов, он с остальными людьми бросился к нам
на выручку. Наконец стрельба из ближайшей к нам фанзы прекратилась. Тогда Дерсу вступил с корейцами в переговоры. Они ни за что не хотели открывать дверей. Никакие увещевания не помогли. Корейцы ругались и грозили возобновить пальбу из ружей.
На другой день чуть свет мы все были уже
на ногах. Ночью наши
лошади, не найдя корма
на корейских пашнях, ушли к горам
на отаву. Пока их разыскивали, артельщик приготовил чай и сварил кашу. Когда стрелки вернулись с конями, я успел закончить свои работы. В 8 часов утра мы выступили в путь.
Вечером я сидел с Дерсу у костра и беседовал с ним о дальнейшем маршруте по реке Лефу. Гольд говорил, что далее пойдут обширные болота и бездорожье, и советовал плыть
на лодке, а
лошадей и часть команды оставить в Ляличах. Совет его был вполне благоразумный. Я последовал ему и только изменил местопребывание команды.
Крепкие недоуздки с железными кольцами, торбы и путы, ковочный инструмент и гвозди, запас подков (по три пары
на каждого коня) и колокольчик для передовой
лошади, которая
на пастбище водит весь табун за собой, дополняли конское снаряжение.
Вьюками были брезентовые мешки и походные ящики, обитые кожей и окрашенные масляной краской. Такие ящики удобно переносимы
на конских вьюках, помещаются хорошо в лодках и
на нартах. Они служили нам и для сидений и столами. Если не мешать имущество в ящиках и не перекладывать его с одного места
на другое, то очень скоро запоминаешь, где что лежит, и в случае нужды расседлываешь ту
лошадь, которая несет искомый груз.
Работа между участниками экспедиции распределялась следующим образом.
На Г.И. Гранатмана было возложено заведование хозяйством и фуражное довольствие
лошадей. А.И. Мерзлякову давались отдельные поручения в сторону от главного пути. Этнографические исследования и маршрутные съемки я взял
на себя, а Н.А. Пальчевский направился прямо в залив Ольги, где в ожидании отряда решил заняться сбором растений, а затем уже присоединиться к экспедиции и следовать с ней дальше по побережью моря.
Лошадей развьючивали и пускали
на подножный корм.
Было каникулярное время, и потому нас поместили в школе,
лошадей оставили
на дворе, а все имущество и седла сложили под навесом.
Ниже росли кусты и деревья, берег становился обрывистым и был завален буреломом. Через 10 минут его
лошадь достала до дна ногами. Из воды появились ее плечи, затем спина, круп и ноги. С гривы и хвоста вода текла ручьями. Казак тотчас же влез
на коня и верхом выехал
на берег.
Когда конь Кожевникова достиг противоположного берега, последняя
лошадь была еще
на середине реки.
Люди перебирались с кочки
на кочку, но
лошадям пришлось трудно.
Когда последняя
лошадь перешла через болото, день уже был
на исходе. Мы прошли еще немного и стали биваком около ручья с чистой проточной водой.
На следующий день решено было сделать дневку. Надо было посушить имущество, почистить седла и дать
лошадям отдых. Стрелки с утра взялись за работу. Каждый из них знал, у кого что неладно и что надо исправить.
Когда
лошади были заседланы, отряд двинулся дальше. Теперь тропа пошла косогорами, обходя горные ключи и медленно взбираясь
на перевал. Дубовое редколесье сменилось лесонасаждениями из клена, липы и даурской березы; кое-где мелькали одиночные кедры и остроконечные вершины елей и пихт.
Утром перед восходом солнца дождь перестал, но вода в реке начала прибывать, и потому надо было торопиться с переправой. В этом случае значительную помощь оказали нам гольды. Быстро, без проволочек, они перебросили
на другую сторону все наши грузы. Слабенькую
лошадь переправили в поводу рядом с лодкой, а остальные переплыли сами.
Обыкновенно такие ливни непродолжительны, но в Уссурийском крае бывает иначе. Часто именно затяжные дожди начинаются грозой. Та к было и теперь. Гроза прошла, но солнце не появлялось. Кругом, вплоть до самого горизонта, небо покрылось слоистыми тучами, сыпавшими
на землю мелкий и частый дождь. Торопиться теперь к фанзам не имело смысла. Это поняли и люди и
лошади.
Если же отряд идет быстрее, чем это нужно съемщику, то, чтобы не задерживать коней с вьюками, приходится отпускать их вперед, а с собой брать одного стрелка, которому поручается идти по следам
лошадей на таком расстоянии от съемщика, чтобы последний мог постоянно его видеть.
Надо было дать вздохнуть
лошадям. Их расседлали и пустили
на подножный корм. Казаки принялись варить чай, а Паначев и Гранатман полезли
на соседнюю сопку. Через полчаса они возвратились. Гранатман сообщил, что, кроме гор, покрытых лесом, он ничего не видел. Паначев имел смущенный вид, и хотя уверял нас, что место это ему знакомо, но в голосе его звучало сомнение.
Утром, как только мы отошли от бивака, тотчас же наткнулись
на тропку. Она оказалась зверовой и шла куда-то в горы! Паначев повел по ней. Мы начали было беспокоиться, но оказалось, что
на этот раз он был прав. Тропа привела нас к зверовой фанзе. Теперь смешанный лес сменился лиственным редколесьем. Почуяв конец пути,
лошади прибавили шаг. Наконец показался просвет, и вслед за тем мы вышли
на опушку леса. Перед нами была долина реки Улахе. Множество признаков указывало
на то, что деревня недалеко.
Через несколько минут мы подошли к реке и
на другом ее берегу увидели Кокшаровку. Старообрядцы подали нам лодки и перевезли
на них седла и вьюки. Понукать
лошадей не приходилось. Умные животные отлично понимали, что
на той стороне их ждет обильный корм. Они сами вошли в воду и переплыли
на другую сторону реки.
6 июня мы распрощались с Кокшаровкой. Наши
лошади отдохнули и теперь шли гораздо бодрее, несмотря
на то что слепней и мошек было так же много, как и вчера. Особенно трудно было идти задним. Главная масса мошкары держится в хвосте отряда. В таких случаях рекомендуется по очереди менять местами людей и
лошадей.
Мы расположились в фанзе, как дома. Китайцы старались предупредить все наши желания и просили только, чтобы не пускать
лошадей на волю, дабы они не потравили полей. Они дали коням овса и наносили травы столько, что ее хватило бы до утра
на отряд вдвое больший, чем наш. Все исполнялось быстро, дружно и без всяких проволочек.
Постройка с правой стороны двора служила конюшней для
лошадей и хлевом для рогатого скота. Изъеденная колода и обгрызенные столбы свидетельствуют о том, что
лошадям зимой дают мало сена. Китайцы кормят их резаной соломой вперемешку с бобами. Несмотря
на это,
лошади у них всегда в хорошем теле.
3 часа мы шли без отдыха, пока в стороне не послышался шум воды. Вероятно, это была та самая река Чау-сун, о которой говорил китаец-охотник. Солнце достигло своей кульминационной точки
на небе и палило вовсю.
Лошади шли, тяжело дыша и понурив головы. В воздухе стояла такая жара, что далее в тени могучих кедровников нельзя было найти прохлады. Не слышно было ни зверей, ни птиц; только одни насекомые носились в воздухе, и чем сильнее припекало солнце, тем больше они проявляли жизни.
Я полагал было остановиться
на привал, но
лошади отказывались от корма и жались к дымокурам.
Тогда я вернулся назад и пошел в прежнем направлении. Через полчаса я увидел огни бивака. Яркое пламя освещало землю, кусты и стволы деревьев. Вокруг костров суетились люди. Вьючные
лошади паслись
на траве; около них разложены были дымокуры. При моем приближении собаки подняли лай и бросились навстречу, но, узнав меня, сконфузились и в смущении вернулись обратно.
К вечеру мы дошли до зверовой фанзы. Хозяева ее отсутствовали, и расспросить было некого.
На общем совете решено было, оставив
лошадей на биваке, разойтись в разные стороны
на разведку. Г.И. Гранатман пошел прямо, А.И. Мерзляков —
на восток, а я должен был вернуться назад и постараться разыскать потерянную тропинку.
К вечеру, как только ветер стал затихать, опять появился мокрец. Маленькие кровопийцы с ожесточением набросились
на людей и
лошадей.
К сумеркам мы дошли до водораздела. Люди сильно проголодались,
лошади тоже нуждались в отдыхе. Целый день они шли без корма и без привалов. Поблизости бивака нигде травы не было. Кони так устали, что, когда с них сняли вьюки, они легли
на землю. Никто не узнал бы в них тех откормленных и крепких
лошадей, с которыми мы вышли со станции Шмаковка. Теперь это были исхудалые животные, измученные бескормицей и гнусом.
Спускаться по таким оврагам очень тяжело. В особенности трудно пришлось
лошадям. Если графически изобразить наш спуск с Сихотэ-Алиня, то он представился бы в виде мелкой извилистой линии по направлению к востоку. Этот спуск продолжался 2 часа. По дну лощины протекал ручей. Среди зарослей его почти не было видно. С веселым шумом бежала вода вниз по долине, словно радуясь тому, что наконец-то она вырвалась из-под земли
на свободу. Ниже течение ручья становилось спокойнее.
Лошади сильно истомились: они еле передвигали ноги и шатались. Пришлось сделать привал. Воспользовавшись этим, я поднялся
на небольшую сопку, чтобы ориентироваться.
Через 1,5 часа я вернулся и стал будить своих спутников. Стрелки и казаки проснулись усталые; сон их не подкрепил. Они обулись и пошли за конями.
Лошади не убегали от людей, послушно позволили надеть
на себя недоуздки и с равнодушным видом пошли за казаками.
На другой день назначена была дневка. Надо было дать отдохнуть и людям и
лошадям. За последние дни все так утомились, что нуждались в более продолжительном отдыхе, чем ночной сон. Молодой китаец, провожавший нас через Сихотэ-Алинь, сделал необходимые закупки и рано утром выступил в обратный путь.
На следующий день, 19 июня, мы распрощались с гостеприимными китайцами и пошли дальше. Отсюда начиналась колесная дорога. Чтобы облегчить спины
лошадей, я нанял 2 подводы.
1 июля прошло в сборах.
Лошадей я оставил дома
на отдыхе, из людей взял с собою только Загурского и Туртыгина. Вещи свои мы должны были нести
на себе в котомках.
Пока я был
на реке Арзамасовке, из Владивостока прибыли давно жданные грузы. Это было как раз кстати. Окрестности залива Ольги уже были осмотрены, и надо было двигаться дальше. 24 и 25 июля прошли в сборах. За это время
лошади отдохнули и оправились. Конское снаряжение и одежда людей были в порядке, запасы продовольствия пополнены.
Я спал плохо, раза два просыпался и видел китайцев, сидящих у огня. Время от времени с поля доносилось ржание какой-то неспокойной
лошади и собачий лай. Но потом все стихло. Я завернулся в бурку и заснул крепким сном. Перед солнечным восходом пала
на землю обильная роса. Кое-где в горах еще тянулся туман. Он словно боялся солнца и старался спрятаться в глубине лощины. Я проснулся раньше других и стал будить команду.
Пока люди собирали имущество и вьючили
лошадей, мы с Дерсу, наскоро напившись чаю и захватив в карман по сухарю, пошли вперед. Обыкновенно по утрам я всегда уходил с бивака раньше других. Производя маршрутные съемки, я подвигался настолько медленно, что через 2 часа отряд меня обгонял и
на большой привал я приходил уже тогда, когда люди успевали поесть и снова собирались в дорогу. То же самое было и после полудня: уходил я раньше, а
на бивак приходил лишь к обеду.
Наконец мы услышали голоса: кто-то из казаков ругал
лошадь. Через несколько минут подошли люди с конями. Две
лошади были в грязи. Седла тоже были замазаны глиной. Оказалось, что при переправе через одну проточку обе
лошади оступились и завязли в болоте. Это и было причиной их запоздания. Как я и думал, стрелки нашли трубку Дерсу
на тропе и принесли ее с собой.
Люди начали снимать с измученных
лошадей вьюки, а я с Дерсу снова пошел по дорожке. Не успели мы сделать и 200 шагов, как снова наткнулись
на следы тигра. Страшный зверь опять шел за нами и опять, как и в первый раз, почуяв наше приближение, уклонился от встречи. Дерсу остановился и, оборотившись лицом в ту сторону, куда скрылся тигр, закричал громким голосом, в котором я заметил нотки негодования...