Неточные совпадения
Их отзывы утвердили меня в
том смысле, что появление такого научно-популярного описания края, из которого учащаяся молодежь почерпнула бы немало интересных сведений,
было бы полезным делом.
Устье реки Тангоузы [Тан-гоу-цзы — болотистая падь.] раньше
было на месте нынешних озер Сан [Сан — разлившееся озеро.] и Эль-Поуза [Эр-цзо-цзы — вторая заповедь.], а устье реки Майхе [Майхе — река, где сеют много пшеницы.] находилось немного выше
того места, где теперь пересекает ее железная дорога.
Это свидетельствует о
том, что здесь
были большие денудационные процессы.
Через 2 дня мы достигли
того места, где
была Стеклянная фанза, но нашли здесь только ее развалины.
Иногда случается, что горы и лес имеют привлекательный и веселый вид. Так, кажется, и остался бы среди них навсегда. Иногда, наоборот, горы кажутся угрюмыми, дикими. И странное дело! Чувство это не бывает личным, субъективным, оно всегда является общим для всех людей в отряде. Я много раз проверял себя и всегда убеждался, что это так.
То же
было и теперь. В окружающей нас обстановке чувствовалась какая-то тоска,
было что-то жуткое и неприятное, и это жуткое и тоскливое понималось всеми одинаково.
Сумерки в лесу всегда наступают рано. На западе сквозь густую хвою еще виднелись кое-где клочки бледного неба, а внизу, на земле, уже ложились ночные тени. По мере
того как разгорался костер, ярче освещались выступавшие из темноты кусты и стволы деревьев. Разбуженная в осыпях пищуха подняла
было пронзительный крик, но вдруг испугалась чего-то, проворно спряталась в норку и больше не показывалась.
От жара, подымавшегося вместе с дымом кверху, качались ветки старой
ели, у подножия которой мы расположились, и
то закрывали,
то открывали темное небо, усеянное звездами.
Незнакомец не рассматривал нас так, как рассматривали мы его. Он достал из-за пазухи кисет с табаком, набил им свою трубку и молча стал курить. Не расспрашивая его, кто он и откуда, я предложил ему
поесть.
Та к принято делать в тайге.
На земле и на небе
было еще темно, только в
той стороне, откуда подымались все новые звезды, чувствовалось приближение рассвета. На землю пала обильная роса — верный признак, что завтра
будет хорошая погода. Кругом царила торжественная тишина. Казалось, природа отдыхала тоже.
Дерсу остановился и сказал, что тропа эта не конная, а пешеходная, что идет она по соболиным ловушкам, что несколько дней
тому назад по ней прошел один человек и что, по всей вероятности, это
был китаец.
Действительно, скоро опять стали попадаться деревья, оголенные от коры (я уже знал, что это значит), а в 200 м от них на самом берегу реки среди небольшой полянки стояла зверовая фанза. Это
была небольшая постройка с глинобитными стенами, крытая корьем. Она оказалась пустой. Это можно
было заключить из
того, что вход в нее
был приперт колом снаружи. Около фанзы находился маленький огородик, изрытый дикими свиньями, и слева — небольшая деревянная кумирня, обращенная как всегда лицом к югу.
Кругом вся земля
была изрыта. Дерсу часто останавливался и разбирал следы. По ним он угадывал возраст животных, пол их, видел следы хромого кабана, нашел место, где два кабана дрались и один гонял другого. С его слов все это я представил себе ясно. Мне казалось странным, как это раньше я не замечал следов, а если видел их,
то, кроме направления, в котором уходили животные, они мне ничего не говорили.
Та к как кабан любит тереться о стволы
елей, кедров и пихт, жесткая щетина его бывает часто запачкана смолой.
Некоторые места, где у меня не
было никаких приключений, я помню гораздо лучше, чем
те, где что-нибудь случилось.
Нечего делать, надо
было становиться биваком. Мы разложили костры на берегу реки и начали ставить палатки. В стороне стояла старая развалившаяся фанза, а рядом с ней
были сложены груды дров, заготовленных корейцами на зиму. В деревне стрельба долго еще не прекращалась.
Те фанзы, что
были в стороне, отстреливались всю ночь. От кого? Корейцы и сами не знали этого. Стрелки и ругались и смеялись.
На другой день
была назначена дневка. Я велел людям осмотреть седла, просушить
то, что промокло, и почистить винтовки. Дождь перестал; свежий северо-западный ветер разогнал тучи; выглянуло солнце.
Большие пустоты в лаве свидетельствовали о
том, что в момент извержения она
была сильно насыщена газами.
От описанного села Казакевичево [Село Казакевичево основано в 1872 году.] по долине реки Лефу
есть 2 дороги. Одна из них, кружная, идет на село Ивановское, другая, малохоженая и местами болотистая, идет по левому берегу реки. Мы выбрали последнюю. Чем дальше,
тем долина все более и более принимала характер луговой.
В
тот же вечер по совету гольда все имущество
было перенесено в лодку, а сами мы остались ночевать на берегу.
Ночь выпала ветреная и холодная. За недостатком дров огня большого развести
было нельзя, и потому все зябли и почти не спали. Как я ни старался завернуться в бурку, но холодный ветер находил где-нибудь лазейку и знобил
то плечо,
то бок,
то спину. Дрова
были плохие, они трещали и бросали во все стороны искры. У Дерсу прогорело одеяло. Сквозь дремоту я слышал, как он ругал полено, называя его по-своему — «худой люди».
Вечерняя заря еще пыталась
было бороться с надвигающейся
тьмой, но не могла ее осилить, уступила и ушла за горизонт.
Сегодня
был особенно сильный перелет. Олентьев убил несколько уток, которые и составили нам превосходный ужин. Когда стемнело, все птицы прекратили свой лет. Кругом сразу воцарилась тишина. Можно
было подумать, что степи эти совершенно безжизненны, а между
тем не
было ни одного озерка, ни одной заводи, ни одной протоки, где не ночевали бы стада лебедей, гусей, крохалей, уток и другой водяной птицы.
Погода нам благоприятствовала.
Был один из
тех теплых осенних дней, которые так часто бывают в ЮжноУссурийском крае в октябре. Небо
было совершенно безоблачное, ясное; легкий ветерок тянул с запада. Такая погода часто обманчива, и нередко после нее начинают дуть холодные северо-западные ветры, и чем дольше стоит такая тишь,
тем резче
будет перемена.
Внешний край этой тени
был пурпуровый, и чем ниже спускалось солнце,
тем выше поднимался теневой сегмент.
Таким образом, для
того чтобы достигнуть озера на лодке, нужно
было пройти еще 15 км, а напрямик целиной — не более 2,5 или 3.
Граница между обоими государствами проходит здесь по прямой линии от устья реки Тур (по-китайски Байминхе [Бай-мин-хэ — речка ста имен,
то есть река, на которой живут многие.]) к реке Сунгаче (по-китайски Суначан [Сунчжа-Ачан — вероятно, название маньчжурское, означающее пять связей — пять сходящихся лучей, пять отрогов и т.д.]), берущей начало из озера Ханка в точке, имеющей следующие географические координаты: 45° 27' с. ш. к 150° 10' в. д. от Ферро на высоте 86 м над уровнем моря.
Сплошные топи и болота на севере, западе и к югу от озера свидетельствуют о
том, что раньше оно
было значительно больше.
Мы направились левым берегом
той протоки, около которой
был расположен наш бивак.
Порой ветер пригибал его к земле, и тогда являлась возможность разглядеть
то, что
было впереди.
— Прощай, Дерсу, — сказал я ему, пожимая руку. — Дай бог тебе всего хорошего. Я никогда не забуду
того, что ты для меня сделал. Прощай!
Быть может, когда-нибудь увидимся.
В
то время все сведения о центральной части Сихотэ-Алиня
были крайне скудны и не заходили за пределы случайных рекогносцировок. Что же касается побережья моря к северу от залива Ольги,
то о нем имелись лишь отрывочные сведения от морских офицеров, посещавших эти места для промеров бухт и заливов.
Та к
было и в данном случае: собирались ехать многие, а поехали только
те, кто
был перечислен выше.
Теперь необходимо сказать несколько слов о
том, как
был организован вьючный обоз экспедиции. В отряде
было 12 лошадей. Очень важно, чтобы люди изучили коней и чтобы лошади, в свою очередь, привыкли к людям. Заблаговременно надо познакомить стрелков с уходом за лошадью, познакомить с седловкой и с конским снаряжением, надо приучить лошадей к носке вьюков и т.д. Для этого команда собрана
была за 30 дней до похода.
Надо помнить, что раз упущено на месте сборов,
того уже нельзя
будет исправить в дороге.
Кроме
того, для каждой лошади
были сшиты головные покрывала с наушниками.
Вьюками
были брезентовые мешки и походные ящики, обитые кожей и окрашенные масляной краской. Такие ящики удобно переносимы на конских вьюках, помещаются хорошо в лодках и на нартах. Они служили нам и для сидений и столами. Если не мешать имущество в ящиках и не перекладывать его с одного места на другое,
то очень скоро запоминаешь, где что лежит, и в случае нужды расседлываешь
ту лошадь, которая несет искомый груз.
Кроме упомянутых инструментов, в отряде набралось еще много походного инвентаря, как
то: котлы, чайники, топоры, поперечная
пила, саперная лопата, паяльник, струг, напильники и пр.
Зимняя обувь —
те же унты, только большего размера, для
того чтобы можно
было набивать их сухой травой и надевать на теплую портянку.
Он устроен таким образом, что когда в нем вставляли поперечные распорки и за кольца привязывали к деревьям,
то получалось нечто вроде футляра, в котором можно
было лежать, сидеть и работать.
14 мая все
было готово, 15-го числа
была отправлена по железной дороге команда с лошадьми, а 16-го выехали из Хабаровска и все остальные участники экспедиции. Сборным пунктом
была назначена станция Шмаковка, находящаяся несколько южнее
того места, где железная дорога пересекает реку Уссури.
Река действует в одно и
то же время и как
пила и как напильник.
10 лет
тому назад они
были покрыты лесами, от которых ныне не осталось и следов.
Благодаря
тому, что кругом
было очень сыро, релки сделались местом пристанища для различного рода мелких животных. На одной из них я видел 2 ужей и 1 копьеголовую ядовитую змею. На другой релке, точно сговорившись, собрались грызуны и насекомоядные: красные полевки, мышки-экономки и уссурийские землеройки.
Если окрестности
были интересны, мы останавливались в этом месте на двое суток, а
то и более.
С рассветом казалось, что день
будет пасмурный и дождливый, но к 10 часам утра погода разгулялась. Тогда мы увидели
то, что искали. В 5 км от нас река собирала в себя все протоки. Множество сухих релок давало возможность подойти к ней вплотную. Но для этого надо
было обойти болота и спуститься в долину около горы Кабарги.
Лошади уже отабунились, они не лягались и не кусали друг друга. В поводу надо
было вести только первого коня, а прочие шли следом сами. Каждый из стрелков по очереди шел сзади и подгонял
тех лошадей, которые сворачивали в сторону или отставали.
Та к как одни лошади
были сильнее, другие слабее и плыли медленнее,
то естественно, что весь табун растянулся по реке.
Вечером стрелки и казаки сидели у костра и
пели песни. Откуда-то взялась у них гармоника. Глядя на их беззаботные лица, никто бы не поверил, что только 2 часа
тому назад они бились в болоте, измученные и усталые. Видно
было, что они совершенно не думали о завтрашнем дне и жили только настоящим. А в стороне, у другого костра, другая группа людей рассматривала карты и обсуждала дальнейшие маршруты.
С интересом мы наблюдали эту борьбу. Кто кого одолеет? Удастся ли муравьям проникнуть в улей? Кто первый уступит?
Быть может, с заходом солнца враги разойдутся по своим местам для
того, чтобы утром начать борьбу снова;
быть может, эта осада пчелиного улья длится уже не первый день.
Когда идешь в дальнюю дорогу,
то уже не разбираешь погоды. Сегодня вымокнешь, завтра высохнешь, потом опять вымокнешь и т.д. В самом деле, если все дождливые дни сидеть на месте,
то, пожалуй, недалеко уйдешь за лето. Мы решили попытать счастья и хорошо сделали. Часам к 10 утра стало видно, что погода разгуливается. Действительно, в течение дня она сменялась несколько раз:
то светило солнце,
то шел дождь. Подсохшая
было дорога размокла, и опять появились лужи.