Неточные совпадения
В полдень 23 июня 1908 года наш небольшой отряд перебрался на пароход. Легко и отрадно
стало на душе. Все городские недомогания сброшены, беганье по канцелярии кончено. Завтра в путь. В сумерки мои
спутники отправились в город в последний раз навестить своих знакомых, а я с друзьями, пришедшими проводить меня, остался на пароходе. Мы сели на палубе и
стали любоваться вечерним закатом, зарево которого отражалось на обширной водной поверхности при слиянии Амура с Уссури.
В школе мои
спутники давно уже спали. Я пробрался на свое место, но не мог уснуть. Меня беспокоили сведения, сообщенные гольдами. Они знали только стойбища своих сородичей и ничего не могли сообщить об удэхейцах, а также не знали, в бассейн какой реки мы попадем после перевала через Сихотэ-Алинь и скоро ли найдем туземцев по ту сторону водораздела. Наконец усталость начала брать свое, мысли
стали путаться, и я незаметно погрузился в сон.
Едва мы отчалили от берега, как вдруг откуда-то сбоку из-под кустов вынырнула оморочка. В ней стояла женщина с острогой в руках. Мои
спутники окликнули ее. Женщина быстро оглянулась и, узнав своих, положила острогу в лодку. Затем она села на дно лодки и, взяв в руки двухлопастное весло, подошла к берегу и
стала нас поджидать. Через минуту мы подъехали к ней.
Мои
спутники были все в сборе. После ужина меня
стало клонить ко сну. Завернувшись в одеяло, я лег около огня и сквозь дремоту слышал, как Чжан-Бао рассказывал казакам о Великой китайской стене, которая тянется на 7 000 ли [Ли — китайская мера длины, равна приблизительно 500 метрам.] и которой нет равной во всем мире.
Трудно передать на словах чувство голода. По пути собирали грибы, от которых тошнило. Мои
спутники осунулись и ослабели. Первым
стал отставать Гусев. Один раз он долго не приходил. Вернувшись, я нашел его лежащим под большим деревом. Он сказал, что решил остаться здесь на волю судьбы. Я уговорил Гусева итти дальше, но километра через полтора он снова отстал. Тогда я решил, чтобы он шел между казаками, которые за ним следили и постоянно подбадривали.
Минут через двадцать туман
стал подниматься кверху. Река была совершенно пустынна. Я просил моих
спутников успокоиться и подождать восхода солнца. Была слабая надежда, что лодка, может быть, еще вернется.
Я сел на берегу и
стал любоваться прибоем, а мой
спутник закурил трубку и рассказал, как однажды семнадцать человек орочей на трех больших лодках отправились за морским зверем.
После чая мои
спутники проворно
стали укладывать лодки и охотно взялись за весла, а я плотнее завернулся в одеяло и
стал наблюдать, как просыпается жизнь на море.
Ороч повесил над костром чайник и
стал будить моих
спутников.
Вернувшись в палатку, я
стал поднимать моих
спутников, что было нетрудно, потому что они зябли и, завернувшись в одеяла, ждали только сигнала.
Мои
спутники стали уставать, и я сам почувствовал себя очень утомленным. Мы пробовали садиться, но холод и сырость вынуждали нас итти дальше.
Минут через двадцать мы снова взбирались на мыс Суфрен. По пути я
стал расспрашивать Чжан-Бао о чудесном дереве. Он шел некоторое время молча, но затем
стал говорить о том, что китайцы много знают таких вещей, которые не известны русским. В тоне его речи слышалась убежденность в своем превосходстве над
спутником, которому волею судеб не дано этих знаний.
День чуть только начинал брезжить, когда я разбудил своих разоспавшихся
спутников. Пока удэхейцы грели чай, я с Чжан-Бао приготовил все для наблюдений. Скопившиеся на востоке туманы как будто хотели заслонить собою солнце, но, убедившись в бесполезности неравной борьбы,
стали быстро таять. Я выждал, когда лучезарное светило немного поднялось по небосклону, и начал инструментом брать абсолютные высоты его над горизонтом.
Теперь больше здесь делать было нечего, и я пошел домой. Когда я подходил к фанзе Кивета, из лесу вышли два удэхейца Вензи и Дилюнга, и мы вместе вошли в дом. Я
стал рассказывать своим
спутникам о том, что видел, и думал, что сообщаю им что-то новое, оригинальное, но удэхейцы сказали мне, что филин всегда таким образом ловит рыбу. Иногда он так долго сидит в воде, что его хвост и крылья плотно вмерзают в лед, тогда филин погибает.
Мои
спутники выпрягли собак, сняли лыжи, пустили нарты вперед и, сдерживая их на веревках,
стали легонько спускаться вниз.
На другой день я не хотел рано будить своих
спутников, но, когда я
стал одеваться, проснулся Глегола и пожелал итти со мною. Стараясь не шуметь, мы взяли свои ружья и тихонько вышли из палатки. День обещал быть солнечным и морозным. По бледному небу протянулись высокие серебристо-белые перистые облака. Казалось, будто от холода воздух уплотнился и приобрел неподвижность. В лесу звонко щелкали озябшие деревья. Дым от костров, точно туман, протянулся полосами и повис над землей.
В довершение несчастья я и мои
спутники стали болеть.
Тогда я принялся будить кого-то из своих
спутников. Кажется, это был Ноздрин. Старик сел и
стал искать свою обувь. Я не
стал его дожидаться и выбежал из юрты.
Неточные совпадения
Наконец мне
стало легче, и я поехал в Сингапур с несколькими
спутниками. Здесь есть громкое коммерческое имя Вампоа. В Кантоне так называется бухта или верфь; оттуда ли родом сингапурский купец — не знаю, только и его зовут Вампоа. Он уж лет двадцать как выехал из Китая и поселился здесь. Он не может воротиться домой, не заплатив… взятки. Да едва ли теперь есть у него и охота к тому. У него богатые магазины, домы и великолепная вилла; у него наши запасались всем; к нему же в лавку отправились и мы.
Вандик крикнул что-то другому кучеру, из другого карта выскочил наш коричневый
спутник, мальчишка-готтентот, засучил панталоны и потащил лошадей в воду; но вскоре ему
стало очень глубоко, и он воротился на свое место, а лошади ушли по брюхо.
День кончился, и в воздухе
стало холодать. Тогда я предложил своему
спутнику остановиться. В одном месте между утесами был плоский берег, куда водой нанесло много плавника. Мы взобрались на него и первым делом развели большой костер, а затем принялись готовить ужин.
Мои
спутники рассмеялись, а он обиделся. Он понял, что мы смеемся над его оплошностью, и
стал говорить о том, что «грязную воду» он очень берег. Одни слова, говорил он, выходят из уст человека и распространяются вблизи по воздуху. Другие закупорены в бутылку. Они садятся на бумагу и уходят далеко. Первые пропадают скоро, вторые могут жить сто годов и больше. Эту чудесную «грязную воду» он, Дерсу, не должен был носить вовсе, потому что не знал, как с нею надо обращаться.
Приказ наступать назавтра обрадовал моих
спутников. Все
стали суетиться, разбирать имущество и укладывать его по местам. После бури атмосфера пришла в равновесие и во всей природе воцарилось спокойствие. Особенно тихими были вечера. Ночи
стали прохладными.