Неточные совпадения
В полдень 23 июня 1908 года наш небольшой отряд перебрался на пароход. Легко и отрадно стало на душе. Все городские недомогания сброшены, беганье по канцелярии кончено. Завтра
в путь.
В сумерки мои спутники отправились
в город
в последний раз навестить своих знакомых, а я с
друзьями, пришедшими проводить меня, остался на пароходе. Мы сели на палубе и стали любоваться вечерним закатом, зарево которого
отражалось на обширной водной поверхности при слиянии Амура с Уссури.
Но вот и сам Тумнин! Удэхейцы называют его Томди, а орочи — Тумни (к последнему названию прибавили букву «н»). Большая величественная река спокойно текла к морю. Левый берег ее нагорный, правый — частью низменный и поемный и слагается из невысоких террас. Кое-где виднелись небольшие островки, поросшие древесной растительностью. Они
отражались в воде, как
в зеркале, до мельчайших подробностей, словно там, под водою, был
другой мир, такой же реальный, как и тот,
в котором мы обитали.
Мои спутники еще спали тем сладким утренним сном, который всегда особенно крепок и с которым так не хочется расставаться. Огонь давно уже погас. Спящие жались
друг к
другу и плотнее завертывались
в одеяла. На крайнем восточном горизонте появилась багрово-красная полоска зари. Она все увеличивалась
в размерах, словно зарево отдаленного пожара
отражалось в облаках.
Неточные совпадения
Вчера видел он ее
в первый раз, но
в такую минуту, при такой обстановке и
в таком костюме, что
в памяти его
отразился образ совсем
другого лица.
Кроме ее нагого тела
в зеркале
отражалась стена, оклеенная темными обоями, и было очень неприятно видеть Лидию удвоенной: одна, живая, покачивается на полу,
другая скользит по неподвижной пустоте зеркала.
Придерживая очки, Самгин взглянул
в щель и почувствовал, что он как бы падает
в неограниченный сумрак, где взвешено плоское, правильно круглое пятно мутного света. Он не сразу понял, что свет
отражается на поверхности воды, налитой
в чан, — вода наполняла его
в уровень с краями, свет лежал на ней широким кольцом;
другое, более узкое, менее яркое кольцо лежало на полу, черном, как земля.
В центре кольца на воде, — точно углубление
в ней, — бесформенная тень, и тоже трудно было понять, откуда она?
И потому
в мелькнувшем образе Корделии,
в огне страсти Обломова
отразилось только одно мгновение, одно эфемерное дыхание любви, одно ее утро, один прихотливый узор. А завтра, завтра блеснет уже
другое, может быть, такое же прекрасное, но все-таки
другое…
Он родился, учился, вырос и дожил до старости
в Петербурге, не выезжая далее Лахты и Ораниенбаума с одной, Токсова и Средней Рогатки с
другой стороны. От этого
в нем
отражались, как солнце
в капле, весь петербургский мир, вся петербургская практичность, нравы, тон, природа, служба — эта вторая петербургская природа, и более ничего.